Кино умирает, или ему дорога в психиатрический дис

[Елена Колесова]

Сам Виктор Петрович говорит именно о выживании на поле боя. Нет, конечно, и умение достойно встретить смерть, а потом сохранить свой светлый образ в глазах потомков ценилось весьма высоко. Однако самурай, поступая на службу, уже как бы заранее прощался с жизнью – преодолевал порог между жизнью и смертью (при помощи специальных психотехник) и воспринимал себя не как человека, а как некую функцию (то, что В.П. называет «рукой с мечом»). Поэтому он так легко встречал смерть и был способен на такое, от чего рядового человека удержит инстинкт самосохранения. И первоочередная задача была – именно функционировать как можно дольше. А для этого нужно было отвлечься и от прошлого, и от планов на будущее, а сосредоточиться на текущем моменте, мобилизовать и сосредоточить все свои пять чувств. (Так утверждает В.П. Мазурик в своём интервью.)

Кстати, В.П. подтвердил недавно озвученную мною версию о коллективной архитектуре мышления у азиатов (причём не только у японцев): там на протяжении веков человек воспринимал себя не как индивида, а как винтик в огромном механизме. Тем более отрадным оказалось для них знакомство с Ницше и его идеей сверхчеловека, который самодостаточен и независим не только от общества, но и от сил самой природы и даже от высших сил. Но тут, как мне представляется, не стоит перегибать палку. (Хотя бы потому, что Ницше был серьёзно больным человеком, а под конец жизни и вовсе утратил рассудок; при этом неизвестен и его диагноз, и даже тот момент, с которого он был уже невменяем. А люди до сих пор морщат лбы и пытаются найти здравый смысл в «записках сумасшедшего» – и ведь действительно находят, и это тоже нормально, поскольку в любом помешательстве есть своя логика).

Если вернуться к коллективному мышлению азиатов: на самом деле, в нём заложена огромная мудрость. Я уже Вам писала о моём опыте общения с аспирантами из Южной Кореи, так вот: среди них была одна девушка, объективно – самая слабая из всей когорты. Она и по-русски говорила хуже остальных, и в теории была не сильно подкована. И в какой-то момент она попросила меня стать её репетитором по теории языкознания. Первой темой, которую я ей стала объяснять, была теория субъектности, в частности – разница между логическим и грамматическим субъектом (чтобы было понятно, приведу такой пример: в предложении «У Ивана Ивановича денег куры не клюют» логический субъект – это Иван Иванович, а грамматический субъект – это куры). У меня, ясное дело, всё это от зубов отскакивало, а для той девушки всё было новым: и язык неродной, и научная школа другая. И вот я объясняю ей те самые «прописные истины», которые заучила ещё в вузе, а она внимательно слушает и даже что-то записывает своими тарабарскими значками. А под конец моего рассказа задаёт робким голосом вопрос, от которого вся только что изложенная теория рушится, как карточный домик. Тут уже я «включаю голову» и начинаю всё перестраивать – поднимаю свои конспекты и учебники, иду в библиотеку и выстраиваю новую теорию. Вроде всё красиво и логично – комар носа не подточит. А под самый конец кореянка задаёт мне вопрос, который снова бьёт в слабое место. И всё начинается сначала – и так не один раз. В итоге мы вместе столько наворотили – что и сами удивились, и впечатлили «старших по званию» на её экзамене. А по одиночке ни я, ни она не придумали бы и десятой части – вот это и есть наглядный пример азиатского «коллективного мышления», замешанного на европейском опыте. Как показала жизнь, весьма плодотворного.