Бо, но ведь до нас ведь не сами мифы дошли, а их авторские разработки, мифы сегодня реконструируются на основе античных поэзии и драматургии. А когда греки писали поэмы и пьесы, они уже не слишком серьёзно относились к своим богам, мифы были в их глазах уже не священными текстами, а материалом для художественного творчества.
И потом, не нужно путать сказку и миф. Сказка (фольклорная) – это, образно выражаясь, хорошенько отжатый миф, который, однако, избежал преломления через призму авторского видения. Хотя каждый рассказчик привносит что-то своё, основа – набор мотивов – остаётся неизменной.
В истории Колобка нет и не может быть психологической достоверности, покуда за неё не возьмётся драматург, зато в ней можно увидеть «усохшее» сказание о борьбе племён, поклонявшихся разным тотемам, за обладание священным символом солнца.
История Золушки выросла из инициативного мифа, прообразом хрустального башмачка был, вероятно, тот символический башмак, в который обували человека в ходе обряда принятия в род. Для современников Перро и для нас это уже бессмыслица, мы наполняем сюжет новым содержанием, который сводится к идее, на наш взгляд, присущей всем сказкам: Добро побеждает Зло. Точнее, в случае с Золушкой – Любовь побеждает всё подряд.
Добро действительно должно победить, это и правда суть всех древних сказаний. Добро есть Порядок, Зло есть Хаос. Если Порядок подразумевает, что старый царь должен уступить место молодому, сказка и кончится тем, что «бух в котёл – и там сварился», хотя мы, современники, уже морщимся: что-то жестковатое какое-то добро получается, с варёными старичками.
Впрочем, у Ершова логика всё-таки есть: царь соглашается на косметическую операцию ради Царь-Девицы
Пушкинская история мёртвой царевны – контаминированный сюжет, в нём явственно прослеживаются две линии. Собственно Спящая красавица – это миф о смерти и возрождении, Елисей – миф о молодом царе (он доказывает своё право на Царевну и царство, демонстрируя, какой он крутой шаман: стихиями повелевает только так).
Впрочем, прошу прощения, увлёкся... Я что хочу сказать: архетипические сюжеты, т.е. варианты мифов, по определению не могут соответствовать законам драматургии, поскольку зародились они до возникновения искусства и существовали изначально как «зашифрованное» описание священного обряда.
Но если сказка – дочь мифа, то драма – дочь обряда, и между собой они кузины – отсюда и сходство их, и различия.
Автор, коли уж мы отталкиваемся от сказок авторских, перекладывая, архетипическую историю, волен привнести в неё драматургическую логику в соответствии со своими вкусами и задачами. Но материал-то он всё равно использует древнейший. Совершенно, на наш взгляд, нелогичный
Ну, а почему это всё-таки бывает интересно? Да вот уж как-то так бывает... Архетип – он на то и архетип, чтобы воздействовать в обход сознания. Почему-то нам важно, чтобы случилось волшебство, и всё стало правильно.
Другое дело, можно ли сегодня создать сюжет, основанный на архетипических образах и мотивах, игнорируя законы драматургии? Нет, нельзя. Максимум – можно сымитировать, или заново воспроизвести сказку. Однако массовое сознание у нас уже не мифологическое, логика мифа для нас неприемлема.