Цитата:
Сообщение от алена и гоша@28.05.2007 - 04:48
Да по земле, милый автор, видимо не ходит - парит...)))))) Вопрос не корректен. Смысла нет делить произведение на режиссерское и драматургическое....а актер. как единица вас, автор, вообще не интересует?)))) В своё время нападки на Любимова содержали и упрёки в излишней "режиссёрности" постановок. Мол, нет здесь актёра.... В тоже время, актер -Владимир Высоцкий был, работал с Любимовым. Где есть грань?)))) утверждать сложно. Искусство - то синтетическое....))))))))))))) Так мож...проще..к самому-то себе попробуете относиться...?)))))))))))))))))
|
Кузин, кстати, очень ценит актеров, боготворит их судя по интервью, которое он дал Ольге Епанчиной...
http://isjuminka.narod.ru/fan2.html 
О.Е: А как Вы работали с актерами? Очень любопытно…
Если актер тянул на себя одеяло, я избавлялся от него…Если не получалось расстаться – растворял его в атмосфере, или приставлял к нему двойника, актера-оборотня… Премьер, видя, что режиссер им пренебрегает, начинал нервничать, требовать крупных планов, тут-то я и объяснял ему, какой он ничтожный и бездарный тип, как мало он для меня значит – в этот момент с актером можно делать все, что угодно… Раздавленного, смятого, я возвращал его к образу, из которого он выпал, наслаждаясь собственным величием. Актер это породистый скакун. Его нужно клеймить. Клеймо, говоря языком Станиславского, - это зерно роли, то, что должно прорасти в актере. Сверхзадача, если хотите…
О.Е: Как это происходит? Вы что же, кричите на актеров, бьете их? Как Вам удается с ними совладать?
Мой метод прост. Я беру актера за руку, развожу с ним мизансцену, попутно выясняя, как он себя чувствует. Если нужно, нагружаю его действием, вручаю предмет, когда вижу, что без «протеза» не обойтись, - одним словом, определяю с актером ареал его обитания, его ойкумену. Для подробных разборов в сериале нет времени. Театральный метод не спасает. Актер зачастую не знает даже текста роли. Он пуст. Он ничем не загружен. К тому же, он числит себя гением, в одном ряду со Смоктуновским. С таким актером нужно поступать жестко.
О.Е: Насколько я знаю, в фильме «Столыпин. Невыученные уроки» нет актеров с большими именами.
Что Вы имеете ввиду?
О.Е: Я говорю о пресловутых звездах. Тех, чьи имена на слуху. Мне кажется, что это стало уже традицией у В.Н.Досталя не приглашать на роли известных исполнителей.
Во-первых, на роли, слава Богу, пока еще приглашает режиссер, а не продюсер А, во-вторых, с чего Вы взяли, что тусклые лица, которые с утра и до утра маячат на телевизионных экранах, являются звездами? Смотреть на них – одна мука. Это инвалиды искусства, подволакивающие все, что только можно подволакивать.
О.Е: И что Вы скажите такому «инвалиду», когда его подкатят к Вам на площадку на Мерседесе?
Я постараюсь сделать все, чтобы этого не случилось. Но, если серьезно, я заставлю его работать. Пусть забудет, кем он был в прошлой жизни. Пусть служит Богу, а не кесарю.
О.Е: А сами Вы довольны своими актерами?
Как я уже говорил, в моем фильме нет главных ролей. Первое, что я сделал, это разбил исполнителей на пары. Дуэт № 1 – Николай II и Столыпин. Это двойная роль. Персонажи связаны между собой пуповиной, как сиамские близнецы. Миша Елисеев в роли Николая II – гениален. Он кладет краски мягко, тонкой кистью…Затем лессирует их, доводя образ до совершенства. В его полутонах что-то от «сфуматто» Леонардо да Винчи. В его жилах клокочет кровь Меровингов. В его пластике грация прерафаэлитов. Актер удивительный, дотошный, тонкий. Его Николай – умен, хитер, честолюбив. Он знает, что его ждет, не бежит действия, не трусит, как Ромашин в «Агонии». Он воплощение аристократизма, доведенного до крайности. Он сама болезнь, сам итог трагического раскола: между Западом и Востоком, Византией и Варварством… Эту драму Миша играет легко, изящно и без надрыва. А чего стоят его глаза. Они, как огонь в камине. На них можно смотреть часами. Удивительный актер. Не постижимый.
О.Е: А Столыпин?
С Олегом Клишиным пришлось не легко. Актер молодой, амбициозный, с большим запасом нераскрытых возможностей. Я был против его утверждения на эту роль. Я хотел, чтобы Столыпина сыграл Максим Суханов, но тот отказался, сославшись на вялость драматургии. Пробы, которые я провел, меня не удовлетворили. Олег придумал себе маску, с которой не желал расставаться.
О.Е: Что это была за маска?
Пламенного борца, если угодно. Что-то от рабочего Никандрова, влезавшего на броневик, всякий раз, когда ему казалось, что он вождь всех времен и народов. - Спасибо, - говорил я Олегу, - но мне не нужен рабочий Никандров, мне нужен актер Борис Щукин, Максим Штраух… Схема образа, которую я предложил, была проста. Столыпин – человек Возрождения, он реформатор, как Лютер, как Петр Первый…Поэтому он разный: с врагами – суров, с друзьями – мягок, с женой и детьми – ребячлив и шаловлив…Столыпин человек оркестр. Но Клишин с упорством настаивал на своем. Чего я только ни делал, чтобы растормошить актера: заставлял его читать «Буржуа» Зомбарта, «Государя» Макиавелли… - все напрасно. Никандров не желал уступать. Я понял, что это зажим. Актер боится себя отпустить. Ему не хватает опыта. Он не знает, как действовать на крупном плане, где, порой, все решает одно движение мускула лица. Ситуация зашла в тупик. Актеру нужно было помочь. И тогда я решил, что короля будет играть свита. Первое, что я сделал, - увеличил роль слуги Казимира. Теперь он стал тенью Столыпина, его изнанкой, его Альтер эго, его Санчо Пансой. Олег как мог сопротивлялся этому, но в итоге смирился. Очевидно, он понял, что кино - искусство синтетическое. Второе, что я сделал, - увеличил количество комедийных сцен со Столыпиным.
О.Е: Это помогло?
Еще как. Я бы сказал, что произошло чудо. Клишин встрепенулся, расцвел, заиграл. То, что казалось мне вялым в Олеге, вдруг обрело черты благородства, то, что походило на позерство, стало утонченным макиавеллизмом, то, что вызывало чувство холода и не уюта, оказалось суровой изнанкой реформатора – его безжалостностью, его прагматизмом, его хищным, пронизывающим все насквозь взглядом кондотьера. Столыпин, в исполнении Клишина, стал тем, чем должен был стать: человеком с большой буквы. Как актер Олег вырос в этой роли на целую голову. Эта была его победа. Победа артиста над самим собой.
О.Е: С первой парой понятно. А что со второй?
Дуэт № 2 - Азеф и Савинков. Александр Строев и Алексей Девотченко. Оба великолепные актеры. Строев блестящий партнер, чуткий, тонкий. Очень талантлив. Чертовски обаятелен. Гений дубляжа. Между прочим, играет на виолончели. Поет. Танцует. Работать с ним было одно удовольствие. Азеф в его трактовке – мелкий бес, которого вот-вот повысят в чине. Он даже впрок мундирчик прикупил и щеголяет в нем, поскрипывая штиблетами.
О.Е: Азеф был двойным агентом, насколько я знаю. Его всегда трактовали как исчадие ада. Азеф – это Иуда, предатель.
Или Труфальдино – слуга двух господ. Между Богом и Дьяволом, между Столыпиным и Савинковым… Азефа и Савинкова скрепляет дружба, или, как говорили греки, мужской союз. Это, если хотите, Каин и Авель. Чрезвычайно щекотливая ситуация. Азеф помогает России выстоять в борьбе с террором, и с его помощью Столыпин вытесняет террор в Старый Свет, от куда он и прибыл. Но, вместе с тем, Азеф – сам террорист, идеолог террора, его ум, его грязные руки… Дуализм, скажите, но Столыпина это не смутило. Глазом не моргнув, он использовал двойного агента, чтобы укрепить Империю. Он готов был пролить «слезинку младенца», когда этого требовали обстоятельства. Разумеется, во имя царства добра и справедливости. Вот, о чем предупреждал Достоевский, создавая образ Ивана Карамазова.
О.Е: А Савинков?
Савинков в трактовке Девотченко – человек совестливый. Он мучим сомнениями, его подмывает желание поквитаться с самим собой. Это не угрюмый и раздражительный самодур Лебедева, и не холодный либертен Панина. Савинков Девотченко – человек чести. Он король-артист, игрок, жонглер, один из тех, кто колесил по дорогам Европы, обгоняя чуму и костры инквизиции. Девотченко – чудо, реинкарнация Михаила Чехова, если угодно. Трудолюбив до изнеможения. Умница, каких поискать. Таким актерам нужно строить театры. Это Гарик времен Шекспира.
О.Е: Девотченко блестящий театральный актер. Вспомнить хотя бы его Хлестакова у Додина. Сейчас, на сколько я знаю, он блистает в роли шута в Додинском «Короле Лире». Странно, однако, то, что в кино его судьба не сложилась. Две-три роли и не более.
Когда мы снимали сцену ареста Савинкова, я предложил Алексею разнообразить репертуар. Тут же за чашкой кофе мы придумали диалог. Сцена, в которой у актера была лишь одна фраза (Офицер: - Как вам наше Черное море? Савинков: - Цветет…), в исполнении Алексея превратилась в череду блестящих реприз. В палитре его персонажа, до этого сдержанной, монохромной, появились краски Хлестакова, Фигаро и Остапа Бендера вместе взятых. И все это благодаря Девотченко. Благодаря его дару импровизации.
Думаю, этого достатьчно?
Линейный вид
