«Овсянки». За что дают призы на фестивалях.

[ДеаТоррис]

«Овсянки». Записки плюсодина.

Когда зовут посмотреть наше кино, опасаешься всегда. Даже если это просмотр на халяву. Даже если этому кино дали приз на Венецианском фестивале. Но сценаристу на наше кино ходить нужно, ведь писать для Голливуда он будет вряд ли, а значит лучше сразу быть в курсе отечественных «тенденций».

Итак, нашумевшие «Овсянки».
У директора завода, на котором работает главный герой, умерла жена. И директор просит главного героя помочь ему с похоронами. Но заковыка в том, что директор и главный герой принадлежат к некоему древнему племени мирян, поэтому похоронить жену так, как это делают обычные люди – нельзя. Хоронить нужно по древнему обычаю: увезти к реке, тело сжечь, пепел развеять по воде.
«Классная завязка!» - воскликните вы, предвкушая, сколько всего интересного можно вытащить из путешествия двух мужиков, везущих на заднем сидении автомобиля мертвое тело. Особенно, когда узнаете, что наш главный герой – бывший любовник этой мертвой женщины. И уж тем более, когда поймете, что директор-муж про это знает.
Но, дорогие мои, нет. Нет, нет, нет и нет. Не об этом фильм.
«А об чем?» - спросите вы. «Да ни об чем!» - отвечу я. Потому что весь сюжет фильма я вам только что пересказала. Все полтора часа экранного времени герои занимаются тем, что хоронят женщину. Сначала они приезжают в дом директора. Потом в режиме реального времени раздевают тело, подкладывают под него одеяло, обмывают это тело водой. Потом грузят в машину. Потом едут к месту сжигания, которое находится на другом конце области. По-дороге покупают в магазине дрова для костра. Приезжают на берег. Выкладывают костровище. Сжигают тело. Развеивают пепел. Потом возвращаются обратно. Случайно съезжают не на ту дорогу. Попадают в Ашан. Имеют незапланированный секс с двумя проститутками. Едут дальше. Не справившись с управлением, выезжают за ограду моста, и тонут вместе с машиной.
Продюсер после показа утверждал, что фильм о любви и о тоске по ушедшему человеку. Тоска в диалогах героев и правда есть. Но вот только тоска эта напоминает тоску недотраханного (простите мой французский) мужика. Я не знаю, конечно, как это смотрелось со стороны мужской половины зрительного зала, но могу показать, как это смотрелось со стороны женской: представьте себе на минуту, что это не мужчина, а женщина в сопровождении другой женщины едет хоронить своего мужа и в великой тоске по умершему говорит: «Мой Вася любил, когда я его старпоном». Или - от переизбытка той же тоски - протягивает попутчице мобильный телефон, предлагая насладиться видеозаписью их с Васей любовного акта.
Вся это «тоска по сексу» сопровождается постоянным закадровым монологом главного героя, который повествует нам про обычаи мирян. Вот только из разговора с продюсером потом выясняется, что все обычаи – от и до – придуманы сценаристом. То есть никакого реального культурологического подтекста (как, скажем, в той же «Кукушке» Рогожкина) у фильма нет. Зато есть бесконечно длинные планы: вид из машины на дорогу, сквозь лобовое стекло, который создает иллюзию того, что мы как бы едем с главными героями на заднем сидении автомобиля (привет Алексею Герману и фильму «Хрусталев, машину»). Вид осеннего леса, мелькающего за окном автомобиля. Вид костра, в котором сжигают тело. Вид реки, которую неоднократно пересекают герои. И каждый вид по три минуты не меньше. Под красивую медитативную музыку.
Можно вспомнить «Фарго» (братья Коэны, Оскар 1996 года за сценарий), где режиссер тоже уделяет повышенно внимание окружающему зимнему пейзажу. Но при этом в фильме есть еще и конфликты и действие. В «Овсянках» нет ни того, ни другого. Но я понимаю, за что «Овсянкам» дали приз. Я даже думаю, если бы это был фильм какого-нибудь африканского режиссера, мне бы он наверняка понравился. Так и вижу: у вождицы племени мумбо-юмбо умер муж. А по древнему обычаю его тело обязательно должны сожрать дикие животные далеко в саванне. И вот она берет себе помощницу. Вместе они раздевают мужика. Повязывают на его чресла ленточки (древняя традиция, да), потом грузят тело в джип, едут на базар, покупают там львов, тигров и крокодилов. Приезжают в саванну. Кидают тело. Выпускают животных. И все это на полном серьезе. Под красивую этническую африканскую музыку. С закадровым голосом, повествующем о древней африканской культуре, которая вымирает под натиском цивилизации. С бесконечно длинными (но красивыми и редкими) кадрами дикой африканской природы. А так же дикой (для белого человека) жизнью африканских городов. И дикими (для цивилизованного человека) разговорами о том, как именно африканская женщина имела со своим мужем секс. Полуторачасовй выпуск National Geographic на большом экране. Я не против. Если вам интересно все то же самое, но про Россию и про выдуманные обычаи племени мирян – добро пожаловать в кинотеатр. В России «Овсянок» выпускают тридцати пятью копиями. Но если на вас копий не хватит – подождите немного. Ходят слухи о том, что права закупит Первый канал. Мне уже даже интересно, в какой таймслот он их поставит.

PS Да, овсянки… Овсянки – это птицы, которых главный герой покупает в самом начале фильма. И поскольку их некому кормить – берет с собой в дорогу. И в каждом «машинном» кадре мы наблюдаем клетку с этими птицами. Они тоже утонули, да.