Интервью с голливудским сценаристом "Саввы" Грегори Пуарье
Трехмерный анимационный фильм «Савва», создаваемый студией Glukoza Production, выйдет на мировые экраны не раньше зимы 2011 года. Мы не ошиблись, «замахнувшись» на мировой прокат. Дело в том, что проектом заинтересовался один из крупнейших голливудских мейджеров. Чтобы мульт стал интересен американской аудитории, сценарий был отправлен на доработку довольно известному кинодраматургу Грегори Пуарье («Сокровища нации: книга тайн», «Шпион по соседству»). Работа над скриптом уже завершена. Грегори согласился ответить на несколько наших вопросов касательно творчества и своего участия в первом фильме Максима Фадеева.
Какая роль отведена сценаристу в создании фильма?
Сценарист берет какие-то общие идеи и наброски персонажей и превращает их в хорошо структурированную, развлекательную и основательную историю с узнаваемыми и многомерными героями. В случаях как с проектом "Савва", когда сценарист приступает к работе, после того как режиссер и продюсер уже придумали сюжетную основу, он выступает в качестве художника и технолога. Будучи художником, сценарист находит необходимое звучание, изучает комичные и драматические возможности материала, проще говоря, он пытается развлечь. Как технолог драматург должен удостовериться в том, что сценарий хорошо структурирован, проработан и коммерчески привлекателен.
Вы используете какой-нибудь специализированный софт при написании сценария?
Я работаю в последней версии Final Draft. Есть еще другая программа под названием Scriptware, которую я считаю намного лучше в простоте использования, и которая мне нравится больше, но Final Draft стал стандартом в индустрии, поэтому приходится иметь дело с ней.
Вы руководствуетесь какими-то правилами в работе? Например, пишите определенное количество страниц и т.д.
У меня есть несколько правил для саморегулирования и выработки дисциплины. Не все писатели одинаковые, но я убежден, что большинству из нас требуется приучать себя к дисциплине, чтобы сделать что-нибудь. Перед собой ставлю задачу писать минимум пять страниц каждый день несмотря ни на что. Даже если страницы выйдут ужасными и потребуют полного переписывания, я все равно их сделаю. Если у меня выйдет больше пяти страниц, что очень здорово, а иногда выходит значительно больше, то неважно, сколько сделаю на следующий день, все равно я обязуюсь написать не менее пяти страниц. Другой прием заключается в том, что перед тем, как начать работать над новыми страницами, я возвращаюсь к написанным днем ранее и переписываю их. Это служит своего рода разогревом для меня; разум возвращается к истории и миру фильма. Все это действует, как прямая перед трамплином.....я могу набрать нужную скорость, перед тем как начну писать новые страницы. Я всегда так делал, и такой способ мне действительно помогал.
Я принадлежу к числу так называемых "кочующих" авторов; преимущественно пишу в своем саду, передвигаясь с места на место довольно часто. Если понимаю, что мысли притупляются, то частенько просто перехожу в другую часть сада и начинаю заново. Также играю в пул. В доме у меня есть стол для игры, и когда голова начинает плохо соображать, я гоняю шары. Бильярд - это великолепный дзен-опыт; вы сконцентрированы на физических действиях и тактике. Это полностью способствует освобождению разума от "писанины" и других внешних забот и помогает тем самым высвободиться.
Какие известные авторы оказали наибольшее влияние на ваше творчество? На кого бы вы хотели равняться?
У меня много кумиров как из мира кино, так из литературы. Моими любимыми сценаристами, возможно, являются Престон Стерджес ("Оскар" за "Великий Макгинти"), Стерлинг Силифант («Оскар» за «Полуночную жару» - прим. авт.) и команда Билли Уайлдера и Ай. Эй. Л. Даймонда («Квартира»). Я восхищаюсь обманчивой простотой их сценариев, которые кажутся легкими, но в действительности представляют собой виртуозно структурированные и глубокие произведения. После просмотра фильма "Начало" могу сказать, что стал большим почитателем таланта Кристофера Нолана. Из литературы на меня большое влияние оказал Курт Воннегут, но больше всего меня вдохновляют лихо закрученные произведения Джона Д. МакДональда и Рэймонда Чандлера.
Как вы считаете, что большего всего необходимо человеку, чтобы стать успешным сценаристом: талант, профессиональные навыки или удача?
Откровенно говоря, все вышеперечисленное. Талант очень важен, но понимание технических аспектов построения сценария также играет огромную роль. Безусловно, удача играет какую-то роль, хотя я считаю, что гораздо менее важную, чем другие и уж точно не такую большую, как самый важный компонент - упрямство. Я всегда шутил, что успеха в Голливуде добиваются только те, кто слишком глупы, чтобы отказаться и отправиться домой.
Вы написали сценарий к фильму "Сокровища нации: Книга тайн". Если не секрет, сколько времени у вас ушло на его создание? Какую по счету версию сценария приняла студия?
Над этим проектом я работал 18 месяцев. Если вы смотрели его, то знаете, что это очень сложный фильм, который прошел через нескольких авторов. Я был первым сценаристом и автором сюжета, после меня над ним работало еще несколько замечательных драматургов. Это обычное дело для фильмов подобного размаха. Есть ли различия между написанием сценария для игрового и анимационного фильма? Я работаю в схожей манере над теми и другими. Хотя физические свойства окружающего мира дают больше свободы в анимации, все же по большому счету важнее всего как в игровом, так и в анимационном кино интересная и качественная история с героями, которым бы хотелось сопереживать.
Как вы попали на проект "Савва"?
Продюсер и режиссер обратились в креативное агентство William Morris Endeavor с целью найти высококлассного англоговорящего автора. Мой агент Дэнни Гринберг прислал мне материал, и как только я ознакомился с ним, то понял, что хочу поработать над этим фильмом. Я озвучил свои идеи Максу (Максим Фадеев - прим. авт.), и мне повезло, что он положительно воспринял мои предложения.
"Савва"
С какими сложностями вы столкнулись, занимаясь адаптацией российского сценария под вкусы американской аудитории?
Я бы не назвал это сложностями, но были определенные трудности.Думаю, что важнее всего создать нечто доступное и понятное всем через нахождение общечеловеческого опыта, с которым мы все можем себя идентифицировать. Также очень важно увеличивать юмористическую составляющую и при этом быть уверенным в том, что шутки не потеряют своего смысла в русском фольклоре и сработают в отношении мировой аудитории. Но без общечеловеческого опыта, разделяемого всеми нами, который в данном случае выражается в прохождении эмоционального пути героем по имени Савва, все остальное не имеет смысла.
Как вы думаете, ждет ли проект "Савва" успех в международном прокате?
Ну, я на это надеюсь! И не только в отношении этого фильма, мне ведь очень понравилось сотрудничать с Glukoza Productions, и я хотел бы поработать над другими проектами компании. Поэтому лучше бы "Савве" стать хитом! http://cinefex.ru/articles/detail.php?ID=3437
Юрий Грымов: «Кино в России достигло точки невозврата»
Известный режиссер Юрий Грымов считает, что сегодня самое популярное занятие в мире – это перелистывание...
Юрий Грымов ворвался в российский кинематограф стремительно и ярко в конце 1990-х. Закончив с карьерой создателя рекламных роликов и музыкальных клипов, он снял в 1998-м полнометражную картину «Муму» – она получила ряд международных фестивальных наград, а также приз министерства культуры Франции «За лучший дебют года». Через десять лет на всю страну прогремел фильм Грымова «Чужие», в котором режиссер показал, что происходит, когда американцы слишком настойчиво навязывают демократические ценности всему миру. Фильм даже запретили к показу в США. И вот новая работа, которую режиссер представлял на днях в Петербурге, – фильм «На ощупь».
– Юрий, ваш фильм соединяет разные жанры – экшен мешается с мелодрамой, детективом, боевиком и фантастикой. Такая эклектика сознательно вами выбрана?
– Я считаю, наша жизнь наполнена сплошной эклектикой – и смешно, и грустно, и фантастично. Это и было нашей задачей – зафиксировать быстро меняющуюся жизнь и некий крах иллюзий человека слепого, который прозревает и снова предпочитает уйти в свой мир. Мне хотелось найти новый угол зрения.
– Вы выбрали «угол зрения» незрячего человека, чтобы показать, что общество больно?
– Общество больное, трусливое, заискивающее. Политикам позволяем делать с нами, что они хотят.
– У вас так все избыточно – звук, цвет, эмоции, акценты, эффекты – это тоже для того лишь, чтобы быстрее и наотмашь пробило зрителя?
– Я уверен, что в картине много именно технически классно сделанных вещей, ради которых нужно ее смотреть. Операторская работа и работа художника колоссальная. Как зрелищно мы показали разрушение автомобилей! Там нет ни грамма компьютерной графики. Это сложно, был один-единственный дубль, который готовился два месяца. То, что вы видели на экране полторы минуты, в реальности длилось полторы секунды, мы использовали страшно дорогую немецкую видеоаппаратуру. Для современного продвинутого зрителя надо делать очень качественное по картинке кино. Мы много денег потратили на звук, который записывали в Англии. Не потому, что такие пижоны, а просто надо держать уровень. Мы испытали шок, приехав в Калугу: в лучшем кинотеатре города нет ни качественного изображения, ни звука. Когда увидели фрагменты, в ужас пришли: сначала звук идет, а уже потом губы шевелятся. Выяснилось, что кинопроектор – 1975 года, картинка на нем воспроизводится с запозданием. Я даже не знал, что где-то может быть так плохо.
– Вы вышли в ограниченный прокат. Что это значит?
– Зрителей будет мало. То есть сеансы в кинотеатрах будут редкие и, возможно, не самые удобные по времени. Это вообще сегодняшняя политика – российское кино будут все меньше и показывать, и снимать. Вы же понимаете, есть восемь студий, которым будут даваться деньги от государства, а остальные положат зубы на полку. С российским кино случилась точка невозврата.
– Откуда же лично вы берете силы его снимать?
– Мне это нравится. Трудно искать деньги, но находим, убеждаем. 150 миллионов человек в нашей стране говорят на русском языке, и практически каждый из них посмотрел фильм «Аватар». Все с ума посходили с этим фильмом, радуются как дети – 3D, ах боже мой! Я уже видел это 3D в 70-м году! А сейчас падает популярность кино в этом формате. И посещаемости прежней нет. Была хорошая разводка – многие директора кинотеатров по 30 тысяч евро в оборудование вложили. А теперь что?
– Ваше кино является авторским или продюсерским?
– Я всегда сам являюсь продюсером своих фильмов. И на самом деле разделения понятий «продюсер» и «режиссер» в России никогда не существовало. Если вспомнить Тарковского, Данелию, они, по сути, были продюсерами, государство давало им деньги, и за все они и несли ответственность на съемочной площадке. Вот и я отвечаю за творческий процесс и за коммерческую составляющую в одном флаконе. Это очень трудно, но я понял, что единственный выход для того, чтобы снимать то, что я хочу, – делать все самому. И никто не ограничивает моей свободы.
– Думаю, есть все-таки обязательства перед спонсорами, которые дают деньги, – недаром появляется в фильме обложка журнала про звезд вслед за его главным редактором Андреем Малаховым.
– Ну, я считаю, зрители это могут простить – обязательства мы, конечно, должны выполнять перед нашими партнерами. Зато журнал о звездах не просто так летает в воздухе – если вы заметили, там возникают фотопортреты Майкла Джексона и звучит его песня. Во время съемок картины пришло известие о его смерти, и я счел нужным сделать такой поклон в сторону мировой звезды.
– В картине есть еще довольно спорный момент – когда в магазине идет разговор между женщиной, которая ждет ребенка, и мужчиной, который не хочет этого ребенка. Ваш недавно прозревший герой, которого играет Антон Шагин, увидев слезы на глазах женщины, приносит ей… прокладки. Не мелко ли?
– Уж таковы реалии нашего времени. Главный герой, насмотревшись рекламы по телевизору, из которой узнал, что прокладки – это лучшее, что может быть для женщин, таким наивным образом пытается приободрить даму.
– Все равно кажется, будто вы стараетесь ублажить зрителя. Может, его не всегда взыскательным вкусам надо как-то противодействовать, а не потакать?
– Я уверен, что сегодня самое популярное в мире занятие – это перелистывание. И в отношении вашей газеты, и в отношении интернета, и кино, и даже считывания вывесок на улицах и в торговых центрах. Люди любят переключать кнопки пульта телевизора – зацепляются за названия, броские картинки, ничего с этим не поделаешь. Думаю, тут надо соблюдать золотую середину – говорить со зрителем на одном языке, но и не идти у него на поводу. Зрительское кино обязательно предусматривает жесткий сюжет, а на него уже нанизывается форма – она может быть пестрая, шокирующая, рваная, но ни в коем случае не оставляющая равнодушным. Я думаю, молодому зрителю мое кино будет понятным, оно его взволнует. Когда главному герою его папа пытается внушить, что его дедушка Брэд Питт, а бабушка Анджелина Джоли, это, я надеюсь, вызывает в зале здоровую иронию по отношению к нашим представлениям об успешной жизни и к неумению любить наших вовсе не звездных родных и близких.
– Приступая к новой картине, вы ставите задачу сделать прорыв?
– Конечно. Но этот прорыв я делаю перед самим собой. Я в себе ищу, я пытаюсь изобрести новый киноязык. И он всегда разный. Я говорил мило и трогательно в «Казусе Кукоцкого» о доле России, о женской доле, о семейственности. Мне нравится мой фильм «Чужие» своей резкостью, жесткостью. Кто осмелился бы в России, кроме меня, снять фильм про арабов, русских и американцев. Кто? Я пытаюсь найти такую тему, которую никто не берет. Просто мало кто сегодня оценивает эти попытки высказаться по-своему.
– А что же заставляет вас снимать детское кино? Вы только что сняли «Год Белого слона» по Людмиле Улицкой…
– Это действительно новое для меня направление. Очень трудно было браться, переживал, но то, что получилось, обалдеете. За основу взята неопубликованная пьеса Люси Улицкой. Я занял прекрасных артистов, будет суперизображение, на всю катушку используется компьютерная графика. Это новогодняя сказка – милое, трогательное, доброе кино. Мне захотелось сделать фильм для детей еще и потому, что никто сегодня в России не снимает это кино – оно коммерчески невыгодно. Три года я бегал с темой детской картины и от государства не получил никакой помощи. И я понял, что правительство не заинтересовано в развитии современного общества.
– У вас в фильме подвижная грань между романтизмом, верой в светлое и цинизмом, словно и вы сами в себе боретесь с этими чувствами… Вы больше романтик или циник?
– Конечно романтик! Если бы я был циником, я бы по-прежнему занимался рекламой. И заколачивал бы бабки – разводил бы идиотов-заказчиков. А меня это достало! В основном заказчики – это очень глупые люди, очень неинтересные, и даже среди артистов шоу-бизнеса.
– У вас потому настойчиво звучат песни Леонтьева в фильме, что вы ролики с ним снимали?
– Леонтьев звучит, потому что он сам по себе очень хороший, очень талантливый. И он символ 90-х, о которых сегодня не один я ностальгирую. Было другое время, другие отношения, другие возможности. А какие сегодня возможности? Появилось огромное количество людей с высшим образованием, которые работают официантами. Я недавно прочитал статистику: каждый четвертый россиянин мечтает уехать из страны. Увы, ничего не происходит в России и в сфере культуры. Нет концепции развития, и мы до сих пор не ответили на вопрос: кто же мы? У нас нет национальной идеи.
– А вы-то сами не собираетесь уехать за рубеж?
– Пока есть силы, еще побарахтаюсь.
Спилберг с Кэмероном поумнее будут. Это что-то вроде предвыборной кампании. Актеры завибрировали - надо их успокоить, надавив на самое больное место: друзья, вам ведь неприятно стареть?..
__________________
.."что-то происходит где угодно. Дверь откроешь - а оно там. Само к тебе приходит - ко мне вот приходит. Я сижу, а оно в дверь ломится. Я никогда никуда не хожу". (Чарльз Буковски)
«Пишите сначала то, что требует рынок, а уже потом то, к чему лежит душа»
Леонид Нехорошев,сценарист («Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», «Михайло Ломоносов»), бывший главный редактор «Мосфильма», автор книги «Драматургия фильма»
Леонид Нехорошев 20 лет был главным редактором «Мосфильма», работал над такими лентами, как «Сталкер» и «Зеркало» Тарковского. Теперь он больше времени посвящает теории — ведет свою мастерскую во ВГИКе и пишет книги по сценарному мастерству. О том, как советская цензура стимулировала творчество и почему сегодня сложно писать и снимать картины на серьезные темы — в его интервью Cinemotion_lab.
CINEMOTION_LAB: Насколько сильным было давление на сценаристов и редакторов в советское время? Не преувеличивают ли его?
ЛЕОНИД НЕХОРОШЕВ: Нет, не преувеличивают. Давление действительно было сильным. Например, первая серия «Ивана Грозного» получила премию, а вторая была раскритикована Сталиным, и ее просто запретили. Эйзенштейн по этому поводу так переживал, что заканчивал фильм он уже на больничной койке: сохранилась его переписка с оператором Москвиным, где он просит его напечатать кадр тем или иным образом.
А когда я был главным редактором «Мосфильма», плотно работал с Тарковским над «Сталкером». Вы, наверное, знаете историю этого фильма — сначала был снят первый вариант картины, который был ближе к «Пикнику на обочине» Стругацких. Несмотря на то, что на него уже были затрачены большие деньги, Тарковский решил резко поменять идею фильма. Если в первом варианте Сталкер был, как у Стругацких, человеком действия, противостоящий обстоятельствам, то во втором фильме герой должен был изображать не бойца, а человека страдающего.
Тарковский настаивал на том, чтобы картину полностью переделали.
К его новой версии очень враждебно отнеслись в Госкино. Сценарий «Сталкера» был длинный, с огромным количеством диалогов, и нам велели его сократить. Однако Тарковский ничего сокращать не желал. Тогда я попытался немного сжать текст: совсем незначительно, но чтобы было видно, что мы его сократили. Перед нами стояла задача — заявить о том, что мы что-то поменяли, а на самом деле изменить фильм минимально. Потом Тарковский еще раз все перечитал и сделал свои пометки. У меня есть экземпляр сценария, где мои карандашные сокращения, а сверху, ручкой — пометки, сделанные Тарковским.
В результате Комитет по кинематографии принял все наши правки. То же самое произошло и со сценарием картины «Зеркало». Чиновники сделали такое количество замечаний и правок, что могли просто уничтожить фильм. Тогда мы с Тарковским снова набросали план «поправок» и отправили в Госкино.
Поэтому у системы советского кино были и свои плюсы — цензуру можно было обойти, а денег для талантливых людей не жалели. Тарковского и запрещали, и не давали ему снимать, и «Андрея Рублева» не выпускали восемь лет, но если было принято решение снимать, то деньги всегда находили. Даже Федерико Феллини говорил, что у него в Италии на такой фильм, как «Зеркало» никто денег не даст. А у нас дали.
CL: Как бы вы объяснили, что в советское время выходило много запоминающихся фильмов, а современный российский кинематограф не может этим похвастаться?
ЛН: Причины могут быть самыми разными. Во-первых, в кино, как и в любом другом виде искусства, бывают времена взлетов и падений. В одно время было много талантливых людей, в другое время — нет. Предугадать это трудно. В 1952 году мы, студенты, ходили на экскурсию на Мосфильм, и впечатление было чудовищное — длинные темные коридоры без людей. В одном из них стоял стенд, где было написано, какие фильмы снимались. Фильмов было всего три: один из них — «Большая Америка» Александра Довженко, а остальные два я даже не запомнил. Мы с товарищами ужасались и думали: «Что теперь делать? Куда мы пойдем работать? Такая большая студия, а на ней вообще ничего не снимается».
Но вдруг нам здорово повезло: в 54-м было принято решение резко увеличить количество картин — до 25 в год, и молодые режиссеры начали снимать. Появилась некая свобода, талантливые люди «раскрывались» и снимали то, что они хотели. Появилась целая плеяда молодых и уверенных в себе людей: Хуциев, Петр Тодоровский, Чухрай, Ордынский. Они не боялись, они говорили правду. И это была «свежая струя» после сильного упадка.
Только к концу 60-х контроль усилился. Фильм «Тема» Панфилова пролежал на полке 8 лет только из-за своего финала: там один из второстепенных героев заявляет главной героине, что он уезжает за границу — в Израиль. Этот эпизод запретили — как можно показывать изменника Родины?! Израиль поменяли на Америку, но и этот эпизод опять пришлось вырезать. В результате, конец получился смазанным, но фильм все равно прекрасен.
Сейчас у нас как бы «свобода» — снимай, что хочешь. Но именно сейчас чего-то не хватает. Меня и не только меня посещает мысль, что действию необходимо противодействие. Когда можешь снимать, что хочешь, нет такого сильного желания сказать во все горло о том, что тебя волнует. Энергия возникает, когда приходится преодолевать препятствия.
А во-вторых — в нынешнем кинематографе слишком большую роль стали играть деньги. Конечно, всем нам хотелось хорошо жить, но не было такого, чтобы «финансы» стояли на первом месте. Раньше у нас была одна задача — сделать качественный фильм. Сейчас, в погоне за деньгами, эксплуатируется и намеренно принижается уровень зрительского восприятия. С одной стороны, учитываются интересы массового зрителя, с другой — интересы низменного, даже пошлого характера. Зрителя вроде бы «воспитывают», но, на самом деле, воспитывают нового зрителя, который думает, что если его не развлекают, то незачем и в кино ходить. Какие-то смыслы, намеки — ну что это за фильм?! А в новых картинах — удар, удар, голая женщина, снова удар....
Может, кто-то и хочет сделать более серьезную картину, но уже зритель другой! Однако я считаю, что это временно, что в конце концов мы вернемся к настоящему кино. И сейчас появляются талантливые картины, хотя пока они и на «обочине». Надеюсь, к некоторым из них будут иметь отношение мои ученики....
CL: Они уже снимают свои картины?
ЛН: Да, почти все. Моя ученица Ольга Ларионова написала сценарий для фильма «Нирвана», который получил приз на «Кинотавре».
А вместе с моей бывшей студенткой Светланой Малафеевой мы написали сценарий картины о Елизавете Федоровне — сестре последней императрицы, основавшей Марфо-Мариинскую обитель. Этот фильм нам заказала фирма «Андреевский флаг», но он оказался очень сложным, трудным для постановки и дорогим. Съемки пришлось отложить, но я надеюсь к нему еще вернуться.
CL: А как вы набираете учеников в мастерскую?
ЛН: Вначале мы читаем их письменные работы перед экзаменами. Должно быть интересно и грамотно написано. Многие страдают от безграмотности. Сейчас стали мало читать, а грамотность, на мой взгляд, появляется, прежде всего, от чтения книг, когда слово воспринимается, как слово, а не как знак на экране. В этом смысле очень вредно «общение» с Интернетом. Я твердо решил, что у меня не будет интернета ни дома, ни на работе.
Этим летом, на защите диплома, я довольно резко высказаться про один сценарий. Человек выходит на защиту элементарно неграмотным. Когда я говорю, что он неграмотно пишет, тот удивляется — а чего тут неграмотного?! Я показываю, а он даже не знает, что так писать нельзя.
Во время экзамена мы просим прочитать литературный этюд и рецензию к фильму. Потом, на собеседовании, обращаем внимание на личностные качества, на то, как автор мыслит, что его волнует, как относится к искусству, понимает ли вещи, происходящие в жизни, в кино, в литературе. Если человек интересен сам по себе, как личность, я буду с ним работать.
CL: Что вы считаете наиболее важным в сценарии — сюжет, персонажей, диалоги или все равноценно?
ЛН: Есть, конечно, случаи, когда все равноценно, но чаще всего на первый план выходит что-то одно. Кто-то больше сюжетчик, кто-то умеет создавать атмосферу. Поэтому сценарий и стиль у разных режиссеров различается. Взять хотя бы «Сталкера». Сценарий фильма похож на пьесу: там говорят, говорят, говорят. Но это и важно — что говорят. Персонажи раскрываются через диалоги, а в других картинах — через фабульные повороты и визуальные детали.
CL: Есть такие вещи, которые сценаристу трудно передать — мысли, запахи, ощущения. Как ему в этой ситуации быть?
ЛН: В литературе очень большой опыт выражения всех этих вещей. В кинематографе — свои приемы. Во многом авторские фильмы построены не на сюжетных поворотах, конфликтах и столкновениях, а на создании атмосферы и отрисовке подробностей, которые говорят о персонажах. В частности, у меня сегодня была первая встреча с моим курсом, и я им дал первое задание — описать комнату, в которой нет персонажей, причем в таких подробностях, которые должны сообщить зрителю, кто здесь живет — мужчина или женщина, старый, молодой или средних лет, отражать интересы этого человека, его профессию. Об этом ни в коем случае нельзя забывать, когда приступаешь уже к действию и диалогу, это навык на всю жизнь.
CL: А как вы разрабатывали свой первый сценарий?
ЛН: Моим первым фильмом в качестве сценариста была экранизация романа Шукшина «Любавины» — о крестьянах, крестьянских семьях в годы Гражданской войны. Режиссер Леонид Головня обратился ко мне с просьбой адаптировать сюжет для фильма. Тогда стояла определенная жанровая задача, поскольку создать эпическую картину, как в книге, довольно трудно, в том числе и по экономическим соображениям. Поэтому мы решили сделать из романа более остросюжетную, более приключенческую ленту. Борьбы в книге было и вправду предостаточно, и я стал выстраивать сценарий, делая основную ставку на динамичность сюжета.
Мы поговорили с Шукшиным, но времени погружаться в сценарий «Любавин» у него не было: он работал над «Степаном Разиным», а на Мосфильме уже снималась «Калина красная». Он послушал, что мы хотим сделать и просто нам доверился.
Однако прежде чем фильм вышел на экраны, пришлось принять поправки со стороны Комитета по кинематографии. Их, в частности, не устроило название картины: Любавины — это кулацкая семья. То, что главные герои — кулаки, никого не устроило, нам сказали, что надо сменить название. После долгих раздумий решили назвать фильм «Конец Любавиных», так как речь в нем идет о крахе кулацкой семьи. К нашему большому счастью, Шукшину картина понравилась, хоть он смотрел фильм уже готовым.
CL: Что бы вы посоветовали начинающим сценаристам: писать для авторского кино, или ориентироваться на массовый рынок?
ЛН: Писать для авторского или для массового кино — это личное дело каждого, что-то посоветовать здесь трудно. Одни «заточены» под сериалы, другие предпочитают серьезное кино. Еще можно совмещать и то, и другое, благо, киностудий у нас много. Надо помнить, что, когда человек приходит на студию с заявкой, первое, что его спрашивают: «А есть ли у вас поставленный фильм?» И отношение очень разное к тем, у кого есть за плечами снятые картины, и к тем, у кого таких картин нет. Поэтому пишите сначала то, что требует рынок, а уже потом то, к чему лежит душа
Запаситесь терпением и упорством. Не приняли вас в одной кинокомпании — идите в другую. Не берут один сценарий — пишите другой. Рано или поздно вы своего добьетесь. И здесь, если вы решите начать с массового кино, главное — не потерять более сложные навыки. Поэтому я говорю студентам: «Выпуститесь — делайте все, что хотите, но, пока учитесь в моей мастерской, не пишите сериалы. Это портит руку». Пока есть возможность, оттачивайте мастерство для более сложных и глубоких вещей, а после сами решайте, чем хотите заниматься. Об этом, кстати, я также пишу в своей книге «Драматургия фильма»....
CL: Где ее можно купить?
ЛН: С этой книгой у меня вообще большая беда, и, наверное, как раз об этом стоит громко сказать: я написал учебник для студентов ВГИКа, но книга почему-то не выпускается в продажу. Я уже ходил к проректору по учебной работе, но пока без результата. У нас во ВГИКе есть книжный киоск, и мне обещали весной, что учебник будет продаваться там. Не разрешили. Обещали осенью — не продают. И получается печальная ситуация: у меня многие просят эту книгу в подарок, а я ничего не могу ответить, потому что мне выдали десять авторских экземпляров, а я их уже давно раздал.
CL: Планируете ли выпустить новую книгу?
ЛН: Что касается новых планов, то, так как я преподаю, у меня накапливаются мысли, факты, разработки. Очень много собралось материалов о Тарковском, в том числе. Мы ведь даже жили с ним в одном доме на Мосфильмовской, в соседних подъездах. Мы часто общались, говорили об отношении к другим авторам. Про него можно было бы, конечно, написать книгу из статей, которые у меня есть. Но сейчас уже трудно этим заниматься: мне ведь пошел девятый десяток. Я в этом году даже не хотел набирать мастерскую, но в институте уговорили.
Сценарист и режиссёр Сергей Бодров дал интервью газете АиФ:
«Ребята из нашей съёмочной группы ради хохмы запустили в Интернете опрос на тему «Кого нужно призвать сделать себе харакири?». Что интересно, с огромным отрывом в нём лидировало имя Юрия Лужкова», - говорит режиссёр Сергей Бодров, чья комедия «Дочь якудзы» недавно вышла в прокат.
О силе комедии
- Я неслучайно замахнулся на комедию - пожалуй, это самый трудный жанр. Проблемы в стране накапливаются, терпение народа постепенно иссякает, атмосфера в обществе потихоньку накаляется. Чтобы не сойти с ума от всего этого, чтобы ситуация не вылилась в катастрофу, нам надо почаще смеяться. Смеяться над собой, над трудностями, над властью, конечно же. Это очень полезно, в том числе и для здоровья. А власть, когда над ней начинают откровенно смеяться, начинает больше задумываться. Смех - это оружие, сила! С ним можно добиться большего, чем с помощью демонстраций.
Ну вот что нам остаётся делать с нашими «дорогими» депутатами?! Все опросы показывают: около 70% населения считают их заевшимися бездельниками. О чём тут говорить, если дошло до того, что их начинают журить за хроническое непосещение собраний? Даже грозили им штрафами. Да в гробу они видали эти заседания! Им на нас нас...ть, равно как и на законы, которые они должны принимать! И это демонстрируется настолько откровенно, бессовестно, что уже и не знаешь, как реагировать. Ну разве это не комедия, пусть и с приставкой «трагическая»?! Конечно, комедия! Остаётся только смеяться над этим…
О ненужности талантов
Недавно прочитал, что молодой петербуржский учёный Станислав Смирнов получил высшую мировую премию по математике. И тут же выясняется, что он так и не смог найти себе работу в России! Естественно, Смирнов в итоге принял приглашение зарубежного университета. На Западе такие люди нарасхват. А у нас их просто не ценят. Но так было не всегда! Мой прадед Иван Зайцев, неграмотный сибирский мельник, в конце XIX века изобрёл мельничную турбину. Он не знал, как начертить, поэтому просто послал по почте работающий макет в Академию наук в Петербург. И через пару месяцев к нему оттуда приехал специалист. Дед ему на пальцах объяснил работу механизма, тот сделал чертёж. Так вот, этот аппарат описан и в современных учебниках турбостроения как «турбина Зайцева». Куда нынешний изобретатель может отправить свою «турбину»?! Кто приедет к нему?! Кто заинтересуется?! Никто! Никому это не надо. Сегодня нам что-то там говорят о модернизации и инновациях… Но я уверен, что невозможно искусственно создать гениальную модернизирующую систему. Для начала нужно создать атмосферу, климат, в котором современные Кулибины во всех сферах нашей жизни чувствовали бы себя нужными.
О комплексах и коррупции
В том, что, несмотря на все усилия, Россия до сих пор не может интегрироваться в мировую экономику, виноваты мы сами, но никак не «коварные» американцы или «подозрительные» европейцы. Нам всё время кажется, что одни нас не любят, другие зажимают, третьи вставляют палки в колёса, четвёртые косо смотрят и т. д. В итоге мы сами начинаем обижаться и косо смотреть. А в реальности всё дело в наших глубинных комплексах и чудовищно неприличном размахе коррупции, с которым дальше отсталых африканских стран мы не продвинемся точно. Сейчас вот местные власти обязали к ноябрю обеспечить жильём всех погорельцев. Даже веб-камеры установили. Но что-то не очень верится, что всё будет исполнено в срок. Во власть у нас идут не для того, чтобы служить интересам страны и её граждан, как во всём цивилизованном мире, а чтобы в первую очередь срубить денег. С другой стороны, я твёрдо верю, что у нас есть действительно ответственные, порядочные и талантливые управленцы. Ну не может же так быть, чтобы в такой огромной стране они отсутствовали в принципе.
О порядочности и харакири
Я отлично помню советское время, и вернуться в него мне бы не хотелось. Но при всём при том у меня есть стойкое ощущение, что в годы Советского Союза порядочных людей было заметно больше. Конечно, существовали и коррупция, и воровство, и прочая преступность… Но не в таких же размерах, как сегодня! У людей была вера в идеалы, в героев. Понятие «моральные ценности» не было пустым звуком. Люди искренне верили в государственную систему. У них была стабильность, которая в итоге оказалась всего лишь застоем. Но это не важно… Важно, что человек действительно во многих вопросах мог положиться на государство. Сегодня же, видя, как живут наши старики, становится страшно и дурно! Ну вспомнили наконец, что неплохо бы обеспечить ветеранов Великой Отечественной достойным жильём. Вот радость-то какая… А мне хочется спросить: где вы раньше-то были?! У вас нефтедоллары, у вас на самом деле куча «бабок»! Насовали их в какие-то Стабфонды, раздали в долг каким-то непонятным странам, разворовали, в конце концов…
В моей новой картине герой Виктора Сухорукова собирается открыть в России курсы харакири для заворовавшихся чиновников и зажравшихся бюрократов. Десятилетняя японская девочка объясняет ему, что харакири - это часть культуры, что его делают добровольно. «В России добровольно не получится! - говорит персонаж Сухорукова. - У нас его надо делать насильно!» Конечно, это образный пример. Под харакири надо понимать некий отъём чести у человека. Молодые ребята из нашей съёмочной группы ради хохмы запустили в Интернете опрос на тему «Кого нужно призвать сделать себе харакири?». Пользователи предложили очень много имен политиков как российских, так и зарубежных. Но, что интересно, с огромным отрывом в нем лидировало имя Юрия Лужкова. И это задолго до того, как президент отправил его в отставку.
О диалоге с властью
Меня крайне огорчает, что у нас до сих пор не налажен диалог народа и власти. И положительных тенденций я не вижу. Конечно, с исторической точки зрения у нас совсем недавно отменили крепостное право. Но всё-таки мир меняется, и пора бы уже народу дать право диалога. Невозможно в такой огромной стране все вопросы решать постановлениями и назначениями из центра.
Довелось этим летом иметь счастье целый день беседовать с ним. Интересный день был, скажу я вам, сказка.
__________________
"Важно ещё беречь себя, беречь себя для... ну, каких-то ударных, главных дел - они всегда известны самому художнику: что есть главное, а что есть... без чего можно прожить... вот поменьше того, без чего можно прожить!"
Василий Шукшин