Брестская крепость

[кадет Биглер]

Сообщение от Валерий-М

Фильм не обязан соответствовать историческим фактам.

Да там сам автор не особо соответствует историческим фактам.
Типа удивления "одной пушке", которая в самом деле была одна, или двухтонной бомбе, хотя сам ниже рассказывает о 1800-килограммовой (разница в 200 кг так принципиальна?!).
Я уж молчу про стиль подачи и грамотность товарища.

[Титр]

Сообщение от кадет Биглер

Да там сам автор не особо соответствует историческим фактам.

Я бы добавила неадекватный человек статью ваял или группа. Меня заинтересовали немецкие архивы, но никаких ссылок естественно нет.

[Титр]

Героическая оборона
Составители: М.И. Глязер, Г.И. Олехнович, Т.М. Ходцева, Л.В. Киселёва
Государственное издательство БССР
Редакция социально-экономической литературы
Минск, 1963

ПРЕЗИРАЯ СМЕРТЬ

КОЧИН ЛЕОНИД АЛЕКСАНДРОВИЧ, лейтенант, заместитель командира роты связи
84-го стрелкового полка.
Сражался в Цитадели крепости у Холмских и Брестских ворот. Вечером 30 июня,
оглушенный взрывом, попал в плен. Делал попытки бежать, но безрезультатно.
Находился в лагерях военнопленных: Бяла-Подляска, Хаммельбург, Обертраублинг. После
репатриации служил в Советской Армии.
Сейчас Л.А. Кочин работает в Арктическом научно-исследовательском институте
(Ленинград). Член КПСС. Награжден двумя медалями.

Я не помню, как началась канонада, но помню, как силой взрыва мы все были сброшены на
пол. Впопыхах мы оделись и выскочили в коридор: там метались красноармейцы, не зная,
что делать. Паника была в первые минуты большая. Одни успели одеться, другие были в
нижнем белье, все бегали, никто толком не понимал, что творится кругом. А кругом гремело,
грохотало, пахло дымом и гарью, беспрерывно рвались снаряды и мины. Наши казармы
располагались в юго-западной части Центрального острова, поэтому артиллерийский обстрел
с первых же минут причинил нам особенно много вреда. Опомнившись, мы ликвидировали
панику, заставили людей одеться, взять оружие, расставили их по местам и, не теряя
времени, стали организовывать оборону. Окна и двери забаррикадировали матрацами и
подушками. В оставшихся отверстиях устанавливали пулеметы. Часть бойцов залегла за
каменной оградой Белого дворца (здание Инженерного управления).
Из старшего командного состава с нами находился только полковой комиссар Фомин, один
майор, капитан и несколько лейтенантов. Многие старшие командиры не попали к нам, так
как жили в городе или в домах командного состава, которые стояли у входа в крепость. Как
старший по чину и должности, полковой комиссар Фомин принял командование на себя.
Пробовали созвониться с городом, но оказалось, что связь полностью нарушена.
Радиостанции у нас были маломощные и с плохим питанием, и все попытки связаться с
внешним миром кончались неудачей: эфир забивали передачи немецких станций.
Фомин срочно созвал совещание-летучку. Мы обсудили положение, и каждому командиру
был доверен участок обороны. Но, прежде всего, надо было узнать обстановку. Трем
командирам, в том числе и мне, поручили произвести разведку в разных направлениях от
казармы. Не успели мы выбраться и пройти метров 150, как наткнулись на немецкого
сигнальщика. Взять живьем его не удалось, и при перестрелке он был убит. При нем мы
обнаружили опознавательное полотно для самолетов. Нам стало ясно, что в крепости уже
много врагов. С одним бойцом я стал пробираться по направлению к комсоставской
столовой. Только мы вышли на открытое место, как на нас обрушились пулеметные и
автоматные очереди; теперь уже не оставалось никакого сомнения, что, пока шла
артиллерийская подготовка, немцам удалось проникнуть в крепость и занять кое-какие
объекты.
Около кухни был убит красноармеец, с которым я шел в разведку. Мне пришлось вернуться
назад и доложить обстановку полковому комиссару. Другой лейтенант, перейдя мост через
Мухавец у Холмских ворот, был встречен огнем и повернул назад. А третий лейтенант, также
вышедший с одним из рядовых, не вернулся назад из разведки. Их судьбу мы так и не
узнали.
Нам оставалось одно: усилить оборону нашего участка. Но где добыть оружие? Ведь у
многих не было даже винтовки. Я позвал одного старшину и нескольких красноармейцев, и
мы отправились на поиски боеприпасов. К счастью, в конце казармы, в подвалах, мы
обнаружили склад, где находились пулеметы Дегтярева, автоматы, гранаты и патроны.
Едва перестала бить артиллерия, как началось наступление вражеской пехоты. Мне
поручили оборонять ту часть нашей казармы, которая тянулась вдоль реки Мухавец.
Распределив людей, я расставил всех в более безопасных от обстрела местах, а сам занял
наблюдательный пост у пулеметной точки на втором этаже. Ждать появления гитлеровцев
пришлось недолго. Со стороны госпиталя мы заметили группу людей, двигавшихся в нашу
сторону. В бинокль были хорошо видны немецкие автоматчики, которые гнали перед собой
людей в больничных халатах и в гражданской одежде. Это были больные из госпиталя и
медицинский обслуживающий персонал, которых фашисты решили использовать как живой
заслон. Они гнали их перед собой, зная, что в своих людей мы стрелять не будем. Тех, кто
сопротивлялся, немцы расстреливали, больные что-то кричали нам, махали руками, а когда
приблизились, мы услышали их призывы стрелять, не обращая ни на что внимания. Немцам
удалось вплотную подойти к речке, и там они закрепились. Тогда мы поднялись в атаку и
уничтожили большую часть их гранатами.
Помимо артиллерийского обстрела, нас беспрерывно бомбила и расстреливала из пулеметов
авиация. Мы не знали покоя ни днем, ни ночью. Спали урывками, не сходя со своего поста.
Было ясно, что оборона принимает затяжной характер, и противник, во что бы то ни стало,
постарается выбить нас из казарм. Пришлось как следует укрепить Холмские ворота:
притащили бронемашину, затем приволокли 45-мм пушку, а между ними навалили разного
хлама.
Как мы и предполагали, немцы в скором времени повторили попытку прорваться. На этот раз
они подбирались к мосту уже под прикрытием своих танков. Но и эта атака врага
захлебнулась. Один танк был поврежден, и фашисты ночью уволокли его.
Боеприпасы в первые дни обороны у нас были. Пулеметы и автоматы работали почти
круглые сутки, отбивая вражеские атаки. Гитлеровцы неоднократно сбрасывали листовки, в
которых предлагали нам сдаться. Мы отвечали огнем.
Остро ощущался недостаток продовольствия, воды и медикаментов. Бинты и йод быстро
иссякли. Вместо йода употребляли одеколон, вместо бинтов шло нательное белье. Раненых
с каждым днем все прибывало, находились они в подвалах. Нам теперь приходилось
держать как наружную, так и внутреннюю оборону.
Большая группа врагов, засевшая в первые же часы в здании костела и комсоставской
столовой, вела огонь по нашей обороне с тыла. Надо было непременно выбить их оттуда.
Часть фашистов хотела прорваться к реке, но их встретила штыковая контратака наших
бойцов. Таким образом, освободив здание бывшей церкви и комсоставскую столовую, мы
укрепили свой тыл. Правда, впоследствии они несколько раз переходили из рук в руки, когда
немцам удалось захватить часть казармы на участке между Тереспольскими и Холмскими
воротами.
Позиции, которые мы занимали в открытых отсеках и у каменной ограды Белого дворца в
саду, тоже пришлось оставить. Враги с чердаков и верхних этажей правой части казармы
вели прицельный огонь, причинявший большой урон. Особенно автоматчики и снайперы
охотились за командирами, так как по одежде мы отличались от бойцов, и гитлеровцы били
наверняка; так погибло много командиров. Поэтому полковой комиссар Фомин приказал
всем нам одеть красноармейское обмундирование, оставив только знаки различия. Не имея
связи с внешним миром, мы решили послать на прорыв несколько бронеавтомобилей.
Фомин дал им определенное задание. Но о судьбе этих машин и их экипажей я ничего не
знаю.
Немцы упорно продвигались вперед, и нам пришлось оставить большую часть зданий,
вплоть до следующей арки, где ранее размещались саперы. Часть штабных документов и
полкового имущества мы уничтожили, несгораемый шкаф взорвали, а деньги сожгли.
Полковое знамя сняли с древка и передали на хранение одному из лейтенантов и старшине
(фамилий их не помню). Им было приказано в случае опасности зарыть его в подвале (по
свидетельству рядового А.В. Жигунова, знамя было передано хранение красноармейцу
Ф.Д. Исаеву).
Наши здания превратились в руины. Что не сумела разрушить артиллерия, разрушали мины
и авиация. Минометный огонь также не прекращался ни днем, ни ночью. Немцы
обстреливали нас с исключительной точностью. Объекты для пристрелки были хороши. Мы
вынуждены были оставлять одно здание за другим. Особенно мне запомнился ночной
переход в казармы 33-го инженерного полка. Чтобы прорваться туда, надо было в первую
очередь выбить немцев из углового здания. Эта операция была проведена успешно.
Когда мы подошли поближе к другому зданию, оттуда на нас обрушился пулеметный огонь.
Только через некоторое время выяснилось, что там находились бойцы другого полка и
приняли нас за немцев. Хорошо еще, что обошлось без жертв. Казарма, в которую мы
теперь попали, была гораздо больше нашей, хотя и воинов стало больше, но вся беда
состояла в том, что боеприпасы расходовались быстро, а пополнять их было нечем. Патроны
берегли, стреляли только при приближении немцев. К счастью, в одном подвале нам
удалось найти целый склад гранат и пистолетных патронов, с помощью которых отбили
много вражеских атак.
Все защитники крепости жили одной надеждой: вот подойдут свои войска, немцы будут
отброшены назад, за границу. Но помощь не приходила. Подвалы были переполнены
ранеными, и там не прекращались стоны. Волосы поднимались дыбом от человеческих
криков, но мы были бессильны чем-либо помочь этим несчастным.
Когда Фомин принял на себя командование, он оставил при себе одного командира для
связи с участками обороны. Остальные командиры руководили боем на месте. Для принятия
какого-либо решения, имевшего общий характер, Фомин собирал всех, и мы сообща, на
летучке, решали вопросы.
Несколько дней подряд, начиная с 25 июня, мы пробовали прорвать вражеское кольцо и
выйти за пределы крепости. К прорыву готовились целые сутки. Очень тщательно связывали
столы, стулья, сооружали примитивные плоты. Для броска было организовано несколько
отрядов. Одному из них поручалось перебежать через мост и закрепиться на
противоположной стороне реки, а другим переправляться тотчас следом - кто как может.
Прорыв начали под утро. Немцы открыли ураганный огонь. Небо было усеяно
осветительными ракетами. Какой ад творился в то время, описать очень трудно. Фашисты
видели нас, как на ладони, поэтому потери были огромны. Лишь немногие - человек 25-30 -
перебрались на другую сторону. Какова их дальнейшая судьба - мы так и не узнали.
Мне и еще одному лейтенанту, фамилии его сейчас не помню, Фомин поручил прорваться с
группой людей через мост на другую сторону. Ползком добрались до моста и начали
перебежками пересекать его; но немцы открыли такой губительный огонь, что мы вынуждены
были залечь. Те, кто остался жив, а таких было немного, поползли между трупами назад, к
казарме. Погиб мой товарищ - лейтенант. Мне тоже пришлось пролежать на мосту без
движения минут 30-40, пока не утих огонь, а потом ползком вернуться в казарму. Итак, наши
попытки пробиться через вражеское кольцо окончились неудачно. В дальнейшем эти
попытки мы прекратили, убедившись в их бесполезности.
27-28 июня врагу удалось захватить часть нашей казармы. Продвигались они, как и прежде,
постепенно взрывая стены и перегородки внутри помещения и просачиваясь в эти бреши.
Борьба велась теперь за каждый метр здания. Большой урон мы несли от минометного огня.
В нескольких местах фашисты применили даже огнеметы. Здание горело, все было окутано
дымом. В основном бои велись в нижнем этаже, так как второй этаж был почти разрушен.
Туда пробирались только с гранатами, которые кидали в немцев, занимавших нижние
комнаты.
Но, несмотря на эти тяжелые условия, люди продолжали ожесточенно драться. Наступило 30
июня. Много ночей подряд мы не смыкали глаз, спали на ходу. С утра нас на бреющем
полете бомбила и расстреливала немецкая авиация, немецкие атаки следовали одна за
другой.
Во второй половине дня я находился на площадке у лестницы, где стояла наша пулеметная
точка. Обороняться было очень трудно. Фашисты за ночь подорвали здание во многих
местах и пробрались к нам на близкое расстояние. Неожиданно произошел взрыв, то ли
была крупная мина, то ли немцы снова стали подрывать здание - я не знаю, помню лишь
одно: силой взрыва я был отброшен на площадку и когда пришел в себя, то увидел вокруг
гитлеровцев. Мои товарищи по оружию, оставшиеся в живых, попали в плен. Я был сильно
контужен и получил легкое ранение в плечо и руку.
Нас собрали и повели к границе. По пути мы были свидетелями ужасного зрелища: из земли
торчало несколько голов, это немцы закопали живых людей в землю, оставив только головы,
чтобы потом, как по мишени, стрелять из автоматов. Нам они объявили, что так будет со
всеми политруками и комиссарами. Показывая на одну из голов, они говорили, что это наш
полковой комиссар Фомин, которого выдали перебежчики. Насколько это было верно -
трудно сказать, так как мы проходили на довольно далеком расстоянии, и мне не удалось
хорошо рассмотреть - был ли это Фомин или кто-нибудь другой.

ОФ МГОБК, оп. 84, д. 26, лл. 11-19.

[Анатолий Борисов]

Титр,

Читала как-то давно в сети, что бывшие кадровые военные не приемлют эту новомодную лажу, копирку американского кино, обращение к бойцу, воину - сынок.

совершенно нормальное обращение командира. "Сынок", "боец". Ничего не коробит, это в сети кто-то вредительствует. Ну, за Отечественную войну не знаю.

[Валерий-М]

"Российская лента о войне «Брестская крепость» взяла за второй уик-энд 27,9 млн. рублей, доведя общие сборы до 113,9 млн. руб. (3,7 млн. долларов). Падение сборов составило 60 процентов."

Похоже, не дотянет и до 5 млн. долларов.
То есть патриотическая тематика даже в таком, достаточно зрелищном варианте, не способна себя окупать.
Видимо, "Мы из будущего" - это единственно возможная форма обращения к военной теме.

[кадет Биглер]

Сообщение от Валерий-М

Видимо, "Мы из будущего" - это единственно возможная форма обращения к военной теме.

А вторая часть разве окупилась?

[Валерий-М]

Сообщение от кадет Биглер

А вторая часть разве окупилась?

Не думаю. Но успех первой - это уже достяжение. "Звезда", "Свои", "Первый после Бога", "Перегон" себя не окупили. Не знаю как "Война", "Блокпост" и "Кукушка". Но подозреваю, что тоже самое.

[Ого]

Сообщение от Валерий-М

Видимо, "Мы из будущего" - это единственно возможная форма обращения к военной теме.

Вариант "Бесславные ублюдки" еще удачнее.

[Ого]

Великая Отечественная для молодежи не является частью чего-то своего. Она им не болит ни капли. Это лишь фон, на котором разворачивается некая история. Там где фона слишком много, а истории интересных героев мало успеха не будет. Разве что кто-то сумеет показать ВВ действительно гениально настолько, чтобы достучаться до сердца почти каждого. Но тут рецептов быть не может. Тут должен быть именно гений. Не факт, что такой есть вообще.

[Валерий-М]

Сообщение от Ого

Вариант "Бесславные ублюдки" еще удачнее.

Это вообще будущее мирового кинематографа. К этому все идет.
А настоящая война будет предметом исследования артхауса.

[Эйнштейн]

Не могу сказать, что фильм плохой. Просто язык не повернётся. С технической составляющей всё идеально - и картинка, и спецэффекты, даже музыка порадовала (конечно не Циммер, но вполне). Сценарий... я не знаю, не могу судить. Но когда Война выпирает на передний план и затмевает человеческие отношения - получается что-то не совсем удобоваримое. Именно потому я никак не могу нормально досмотреть "Спасти рядового Райана" - просто не интересно.

[сэр Сергей]

Валерий-М,

Сообщение от Валерий-М

Не думаю. Но успех первой - это уже достяжение. "Звезда", "Свои", "Первый после Бога", "Перегон" себя не окупили. Не знаю как "Война", "Блокпост" и "Кукушка". Но подозреваю, что тоже самое.

Ну, окупаемость нашего кинематографа - отдельная тема.

Это, даже, не от кинематографа зависит. Это, вообще, особенности национальной экономики и менталитета.

Рыночный социализм США и кино - американово все, с одной стороны и що мы маемо с другой.

[сэр Сергей]

Воть, наконец появилась критика в Спецназе

http://www.specnaz.ru/article/?1758

[Мора]

Все в прошлом. Все умерли....
Все.

[Титр]

Сообщение от сэр Сергей

Воть, наконец появилась критика в Спецназе

http://www.specnaz.ru/article/?1758

майор Гаврилов, возглавивший оборону крепости, вопреки лжи создателей фильма никогда не был репрессирован.

Совершенно верно. Но с вбрасыванием фальшивок бесполезно бороться, потому что установка шла и идет из Кремля.


Пример вброса дезы, кусок с сайта фильма.

http://www.brestkrepost-film.ru/history/heroes/3726.html

После освобождения восстановлен в армии и прежнем звании (но не в партии). Осенью 1945 г. - начальник лагеря для японских военнопленных в Сибири. В 1946-1947 гг. проживал на родине, затем по официальным советским данным переехал в Краснодар. В Краснодаре же поселился после смерти Сталина и своего освобождения по адресу ул. Светлая 103