За что сражались советские люди

Дон ХХХуан · 29.12.2008, 21:49

Хотел найти тему, где одно время шли разговоры о ВОВ. О бедных немцах, до сих пор чувствующих себя неуютно, о том кто виноват и что делать...
Спор был тогда так себе, какой-то эмоционально-истеричный и не понятно про что... И именно это мне и показалось страшным. Так за что же воевала страна? И с кем? Тему не нашел и поэтому создал новую.

Читал книгу. Делал копи-паст. Предлагаю отрывки.
Автор книги: Александр Дюков.
Книга: За что сражались советские люди.
С автором не знаком. В издательстве ЭКСМО не работаю.

---------------------------------------------------------------------------------

Иными словами, кроме комиссаров и коммунистов айнзатцгруппы расстреливали в лагерях кого попало. Расстреливались евреи — потому что еврей и комиссар, по сути дела, синонимы. Долгое время расстреливались все мусульмане — поскольку обрезание неоспоримо свидетельствовало о принадлежности к еврейской нации. Уничтожались люди с высшим образованием; в конце концов, это было совершенно возмутительным, что какие-то русско-еврейские недочеловеки имеют образование. Уничтожались офицеры: во-первых, потому что советский офицер, по сути дела, тот же комиссар, а во-вторых, эти вырожденцы наотрез отказываются сотрудничать.

Я с ужасом наблюдал, как доводили здоровых людей до полного бессилия и смерти. Каждый раз перед этапом выстраивались с двух сторон конвоиры с палками, звучала команда: «Все бегом!» Толпа бежала, и в это время на нас обрушивались удары. Прогон один-два километра, и раздавалось: «Стой!» Задыхающиеся, разгоряченные, обливаясь потом, мы останавливались, и нас в таком состоянии держали на холодном, пронизывающем ветру по часу под дождем и снегом. Эти упражнения повторялись несколько раз, в результате на этап выходили самые выносливые, многие наши товарищи оставались лежать, звучали одиночные сухие выстрелы, это добивали тех, кто не смог подняться»1.
Часть захваченных под Вязьмой военнопленных погнали к Днепру. Там длинную колонну военнопленных выстроили на берегу и приказали встать на колени.
«Мы недоумевающе опустились, — вспоминал один из красноармейцев. — Я стоял четвертым от воды, но, когда мы опустились, почувствовал, как промокли брюки на коленях. Немец закричал:
— Шлафен!
По колонне пронеслось: спать. А как спать? Песок был мокрый и оседал под тяжестью людей, выступала ледяная вода.
К ночи ударил мороз, и наши колени примерзли.
Так, на коленях, в этом ледяном крошеве из снега, песка и воды, мы простояли всю ночь. Кто вставал или ложился — пристреливали.
К утру многие замерзли насмерть, другие не смогли подняться, разогнуть колени, их добивали из автоматов»1.

Когда в ноябре сорок первого года войска 1-й танковой армии генерала фон Клейста отступали из Ростова, их путь был усеян трупами изнасилованных и убитых женщин-военнослужащих. «На дорогах лежали русские санитарки, — вспоминал рядовой 11-й танковой дивизии Ганс Рудгоф. — Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные... На этих мертвых телах... были написаны похабные надписи»4.

Для носивших военную форму советских девчонок — связисток, врачей, медсестер, телефонисток — попасть в плен к немцам было много хуже смерти.
Писательница Светлана Алексиевич многие годы собирала свидетельства прошедших войну женщин; в ее пронзительной книге — вероятно, одной из лучших в
жанре «устной истории» — мы найдем свидетельства и об этой по-настоящему страшной странице войны.

«В плен военных женщин немцы не брали... Сразу расстреливали. Водили перед строем своих солдат и показывали: вот, мол, не женщины, а уроды. Русские фанатички! И мы всегда последний патрон для себя держали — умереть, но не сдаться в плен, — рассказывала писательнице одна из респонденток. — У нас попала в плен медсестра. Через день, когда мы отбили ту деревню, нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана... Ее посадили на кол... Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. Очень красивая...»1
Германский хирург профессор Ханс Киллиан в своих мемуарах описал одну из маршевых колонн военнопленных следующим образом:
«То, что к нам приближается, оказывается стадом военнопленных русских. Да, именно стадом — по-другому это невозможно назвать. Поголовье насчитывает примерно двадцать тысяч. Их захватили во время последнего окружения... Они идут со скоростью не больше двух километров в час, безвольно переставляя ноги, как животные. Иногда слышатся окрики полицейских, то там, то здесь раздаются предупредительные выстрелы, чтобы внести в ряды порядок... Жуткая процессия, состоящая из привидений всех возрастов, проходит мимо нас. Некоторые обриты наголо и без шапок, у других на голове меховые шапки-ушанки... Встречаются среди них и старики с длинной бородой... Едва ли кто-то из них смотрит на нас. Мы замечаем, как какой-то изможденный человек, покачнувшись, падает на землю...»3

Вскоре один из героев Киевского сражения, командующий 6-й армией Вальтер фон Рейхенау издал приказ: «Снабжение питанием мирных граждан и военнопленных является ненужной гуманностью»1.
Военнопленные сразу почувствовали на себе последствия людоедского распоряжения. В Дарницком лагере на окраине Киева ежедневно от голода умирали сотни людей. «Командирам, политрукам и евреям не давали ничего. Они перепахали всю землю и съели все, что можно. На пятый-шестой день они грызли свои ремни и обувь. К восьмому-девятому дню часть их умерла, а остальные были как помешанные. Дню к двенадцатому оставались единицы, безумные с мутными глазами, они обгрызали и жевали ногти, искали в рубахах вшей и клали их в рот. Наиболее живучими оказались евреи, иные и через две недели шевелились, а командиры и политруки умирали раньше, и страшна была их смерть»2.

После начала войны германское командование стало выражаться еще более откровенно. «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны, — говорилось в одном из обращений к солдатам вермахта. — Уничтожь в себе жалость и сострадание — убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик — убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки»1

«Немецкий солдат не может рассматривать обитателей этой страны как равных... С этим связаны частые пожары и разрушения в городах — слишком частые и слишком обширные, по сравнению с Польшей и Францией»1.
Действительно: человек не может рассматривать животных как равных, а советские недочеловеки — это почти что животные. «Письма, доходящие до нас с фронта, — вещали радиоприемники по всей Германии, — свидетельствуют, что в этой борьбе на Востоке не один политический строй сражается против другого, не одно мировоззрение против другого, а культура, цивилизация и человеческое достоинство борются против дьявольских принципов недочеловеков»2.
Впрочем, что — животные! Русские гораздо омерзительнее. Под Херсоном осколком артиллерийского снаряда была убита собака командира разведывательного батальона лейбштандарта СС штурмбаннфюрера Мейера. За свою собаку Мейер отомстил как за истинного арийца: согнал свыше тридцати местных жителей на площадь и лично их расстрелял3. Разве собака арийца не ценнее русских свиней?

Из деревни Кабаки прибежала мамина сестра — тетя Катя. Черная, страшная. Она рассказала, что в деревню приехали немцы, собрали активистов и вывели за околицу, там расстреляли из пулеметов. Среди расстрелянных был и мамин брат, депутат сельского Совета. Старый коммунист.
До сих пор помню слова тети Кати:
— Они ему разбили голову, и я руками мозги собирала... Они белые-белые...
Она жила у нас два дня. И все дни рассказывала... За эти два дня у нее побелела голова...»
Женя Селеня, 5 лет

«Немцы въехали в деревню на больших машинах, заставленных березовыми ветками... Уже ходили слухи, что они убивают. Расстреливают. А они едут, смеются. Веселые, загорелые.
...За несколько дней за деревней около молокозавода вырыли большую яму, и каждый день в пять-шесть утра оттуда доносились выстрелы. Как начнут там стрелять, даже петухи перестают петь, прячутся. Едем мы с отцом под вечер на подводе, он придержал коня неподалеку от той ямы. «Пойду, — говорит, — погляжу». Там и его двоюродную сестру расстреляли. Он идет, а я за ним.
243
Вдруг отец поворачивается, закрывает от меня яму: «Дальше нельзя. Тебе нельзя». Я только увидела, когда переступала ручей, что вода в нем красная... И как вороны поднялись... Их было так много, что я закричала... А отец после этого несколько дней есть не мог. Увидит ворону и в хату бежит, трясется весь... В лихорадке...
В Слуцке в парке повесили две партизанских семьи. Стояли большие морозы, повешенные были такие замерзшие, что, когда их качало ветром, они звенели. Звенели, как замерзшие деревья в лесу... Этот звон...»
Нина Ярошевич, 9 лет

«Мы ели воду. Придет время обеда, мама ставит на стол кастрюлю горячей воды. И мы ее разливаем по мискам. Вечер. Ужин. На столе кастрюля горячей воды. Белой горячей воды, зимой и закрасить ее нечем. Даже травы нет.
От голода брат съел угол печки. Грыз, грыз каждый день, когда заметили, в печке была ямка. Мама брала последние вещи, ездила на рынок и меняла на картошку, на кукурузу. Сварит тогда мамалыги, разделит, а мы на кастрюлю поглядываем: можно облизать? Облизывали по очереди. А после нас еще кошка лижет, она тоже ходила голодная. Не знаю, что еще и ей оставалось в кастрюльке. После нас там ни одной капельки. Даже запаха еды уже нет. Запах вылизан».
Вера Ташкина, 10 лет

«Двоюродную сестру повесили... Муж ее был командиром партизанского отряда, а она беременная. Кто-то немцам донес, они приехали. Выгнали всех на площадь... Возле сельсовета росло высокое дерево, они подогнали коня. Сестра стоит на санях... У нее — коса длинная... Накинули петлю, она вынула из нее косу. Сани с конем дернули, и она завертелась... Бабы закричали...
244
А плакать не разрешали... Кричать — кричи, но не плачь — не жалей. Подходят и убивают тех, кто плачут. Подростки шестнадцати-семнадцати лет, их постреляли... Они плакали...»
Вера Новикова, 13 лет

«Приютила нас всех еврейская семья, двое очень больных и очень добрых стариков. Мы все время боялись за них, потому что в городе везде развешивали объявления о том, что евреи должны явиться в гетто, мы просили, чтобы они никуда не выходили из дома. Однажды нас не было... Я с сестрой где-то играла, а мама тоже куда-то ушла... И бабушка... Когда вернулись, обнаружили записочку, что хозяева ушли в гетто, потому что боятся за нас. В приказах по городу писали: русские должны сдавать евреев в гетто, если знают, где они находятся. Иначе тоже — расстрел.
Прочитали эту записочку и побежали с сестрой к Двине, моста в том месте не было, в гетто людей перевозили на лодках. Берег оцепили немцы. На наших глазах загружали лодки стариками, детьми, на катере дотаскивали на середину реки и лодку опрокидывали. Мы искали, наших стариков не было. Видели, как села в лодку семья — муж, жена и двое детей, когда лодку перевернули, взрослые сразу пошли ко дну, а дети все всплывали. Фашисты, смеясь, били их веслами. Они ударят в одном месте, те всплывают в другом, догоняют и снова бьют. А они не тонули, как мячики».
Валя Юркевич, 7 лет

«Однажды утром меня разбудил мальчишка с нижнего этажа и сказал: «Пойдем со мной на улицу, там лежат убитые. Поищем моего отца». Мы с ним вышли, комендантский час уже кончился, но прохожих почти не было. Улицу замело легким снегом, припорошенные этим сне-
245
гом, через пятнадцать-двадцать метров лежали расстрелянные наши военнопленные. Их гнали через город ночью и тех, кто отставал, расстреливали в затылок. Все они лежали лицом вниз.
Мальчишка не мог дотронуться до убитых, он боялся, что где-то здесь его отец. И вот тогда я себя поймал на мысли, что у меня почему-то нет страха перед смертью. Мысленно с ней уже сжился. Я их переворачивал, а он смотрел каждому в лицо. Так мы прошли всю улицу...»
Эдуард Ворошилов, 11 лет

«Возле нашего дома остановилась немецкая машина, она не специально остановилась, она испортилась. Солдаты зашли в дом, меня и бабушку прогнали в другую комнату, а маму заставили им помогать...
Стало темно, уже вечер. Вдруг мама вбегает в комнату, хватает меня на руки и бежит на улицу. Сада у нас не было и двор пустой, бегаем и не знаем, куда спрятаться. Залезли под машину. Они вышли во двор и ищут, светят фонариками. Мама лежит на мне, и я слышу, как у нее стучат зубы, она холодная сделалась. Вся холодная.
Утром, когда немцы уехали и мы вошли в дом, бабушка наша лежала на кровати... привязанная к ней веревками... Голая! Бабушка... Моя бабушка! От ужаса... От страха я закричала. Мама вытолкнула меня на улицу... Я кричала и кричала... Не могла остановиться...»
Люда Андреева, 5 лет

«...Мама что-то пекла из картошки, из картошки она могла сделать все, как сейчас говорят, сто блюд. К какому-то празднику готовились. Я помню, что в доме вкусно пахло... Немцы окружил и дом и приказывают: «Выходи!» Вышла мама и мы, трое детей. Маму начали бить, она кричит:
— Дети, идите в хату...
246
Они заталкивают маму в машину и сами садятся.
...Через много лет я узнала, что маме выкололи глаза и вырвали волосы, отрезали грудь. На маленькую Галю, которая спряталась под елкой, напустили овчарок. Те принесли ее по кусочку. Мама еще была живая, мама все понимала...
Валя Змитрович, 11 лет

«У нас умер один капитан в день, в первый день, когда мы ступили на немецкую землю, — вспоминала много лет спустя медсестра Тамара Кураева. — У него все родные погибли. Это был храбрый человек, он так ждал... Этот день... Когда он увидит их землю, их несчастье, их горе. Как они плачут. Их руины... Он умер просто так, не раненый, ничего. Дошел, посмотрел — и умер...»1

Понять — значит простить, гласит народная мудрость. Солдаты Красной Армии еще не были готовы прощать, но и мстить беззащитным людям не могли.
Разумеется, не все. Слишком многие за войну лишились всего: дома, жены и детей, родителей, друзей. И они, жившие только одной местью, не могли отказаться от нее в одночасье.
«Те, кто пострадал от немцев, у кого родные были расстреляны, угнаны, а их дома разрушены, они в первое время считали себя вправе и к немцам относиться
1 Драбкин А. Я дрался на T-34: Сквозь пекло войны / Сопр. ст. А. Исаева, Г. Пернавского. — М.: Эксмо; Яуза, 2005.— С. 175—176.
2 IR. Интервью Олимпиева В.И.
548
также: «Как?! Мой дом разрушили, родных убили! Я этих сволочей буду крошить!» — вспоминал Петр Кириченко1.
Однако подобные настроения были жестко пресечены военным командованием. Ответ на вопрос «кому мстить?» советское руководство сформулировало еще в далеком феврале 1942 года. Тогда в праздничной речи, посвященной очередной годовщине РККА, Сталин заявил: «Иногда болтают в иностранной печати, что Красная Армия имеет своей целью истребить немецкий народ и уничтожить германское государство. Это, конечно, глупая брехня и неумная клевета на Красную Армию. У Красной Армии нет и не может быть таких идиотских целей... Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское — остаются»2.
Эти слова остались актуальными и три года спустя; как только Красная Армия вступила на вражью землю, был отдан приказ о строгом наказании за преступления против мирного населения. В сорок четвертом представителей комсомольских организаций армий вызвали в Москву, и «всесоюзный староста» Калинин предупредил: «Вести себя так нужно, чтобы сохранить, уберечь честь Советского Союза — первого государства рабочих и крестьян. Ведите себя культурно, вежливо с населением. Действительно покажите, что мы не захватчики»3.
Кавалерист Николай Коваленко рассказывал:
«— И вот в это время, еще когда переходили границу, говорили: «Ну, тут мы будем делать все, что нам хочется!» Когда мы вступили, мы ж, "я ж говорю, что мы, когда эту австрийскую границу переехали: «Тут мы будем де-
1 Драбкин А. Я дрался на T-34. С. 175—176.
2 Сталин И.В. О Великой Отечественной войне... С. 43.
3 ИАИ РГГУ. Коллекц. КАА. Л 507.
549
лать, что хочешь!» Да, все наше, наше начальство: «Да тут! (машет кулаком) Да, да, будем!»
— И так и было?
— Нет, пресекли сразу. Сразу пресекли: ни в коем случае нельзя»1.
Командование действовало решительно. «Вскоре после вступления в Восточную Пруссию нас ознакомили с приказом, осуждавшим насилие в отношении гражданского населения, особенно женщин, и мародерство. В приказе говорилось о строгих наказаниях (кажется, вплоть до расстрела), которым будут подвергнуты нарушители», — вспоминал гвардии лейтенант Исаак Кобылянский2, а Анатолий Мужиков рассказывал: «На подступах к Берлину были спущены директивы и приказы вышестоящего командования войскам. В них было требование лояльно относиться к мирному немецкому населению, строго пресекались грабежи и изнасилования. Эти требования в войсках выполнялись»3.
Предпринятые меры были столь круты, что и спустя полвека солдаты вспоминали о них не без страха. «Попробуй их чего-нибудь там возьми без спросу, — рассказывал танкист Владимир Даудов, —то хана! Страх!»4
Нарушителей не только расстреливали или отправляли в штрафные части; зная сформированное войной отношение к жизни, смерти и солдатской чести: «двум смертям не бывать, а одной не миновать», — военно-полевые суды выбирали самое тяжелое для оступившегося бойца наказание. Наказание, которое он запомнит на всю оставшуюся жизнь. Наказание, которое перечеркнет его славное прошлое.

«Ничего не помню, доченька, ничего», — повторял
мне дед... Он дошел до Берлина. Военный трибунал долго рассматривал его дело: разрядил обойму в пленного немца. Вину солдат признал, но с решением суда не согласился: «Лучше расстреляйте, только не забирайте награды!» Медали и ордена отняли. С тех пор о войне дед и «не помнит». 9 Мая закрывается дома и один поминает друзей. Награды ему возвратили, но он их не надевает. О войне не говорит никогда», — пишет Индира Квятковская, внучка ветерана войны1.

Разумеется, кроме репрессий было и воспитание: на политзанятиях солдатам вполне доступно объясняли, почему не нужно трогать мирных жителей. «Подполковник Нефедов нас предупреждал: «В этой войне пролито много крови. Но мы вступаем на территорию Германии не для того, чтобы мстить немецкому народу, а чтобы уничтожить фашизм и его армию», — вспоминал Владимир Вишневский2.

Со страниц армейских газет Илья Эренбург призвал к благородному милосердию:
«Есть люди, и есть людоеды. Немцы брали детей и ударяли ими об дерево. Для воина Красной Армии ребенок — это ребенок. Я видел, как русские солдаты спасали немецких детей, и мы не стыдимся этого, мы этим гордимся.

Немцы жгли избы с людьми, привязывали к конским хвостам старух, бесчинствовали, терзали беззащитных, насиловали. Нет, мы не будем платить им той же монетой! Наша ненависть — высокое чувство, она требует суда, а не расправы, кары, а не насилия. Воин Красной Армии — рыцарь. Он освобождает украинских девушек и французских пленных. Он освобождает поляков и сербов. Он убивает солдат Гитлера, но не глумится над немецкими старухами. Он не палач и не насильник. На немецкой земле мы остались советскими людьми»1.

Это не просто красивые слова; по большому счету, так все и было. Ненависть к нацистам не исчезала; однако менее всего она была направлена на гражданских лиц. «В Растенбурге комендантом города назначили майора Розенфельда. Гитлеровцы убили его семью. А он делал все, чтобы оградить население немецкого города. .. При мне к коменданту привели маленькую девочку — родители погибли. Майор ласково и печально глядел на нее, может быть, вспоминал свою дочку. Сколько раз он, наверное, повторял про себя слова о «священной мести», а в Растенбурге понял, что это была абстракция и что рана в его сердце не заживет»2.

Шестьдесят лет прошло с момента взятия Берлина; нацистский Третий Рейх уничтожен, и современная Германия — один из партнеров нашей страны. Согласно социологическим исследованиям, немцы давно уже не воспринимаются как враги; ненависть и боль ушли в прошлое. И все же забывать о той войне нельзя.

Вторая мировая война принесла всем участвовавшим в ней народам слишком много страдания, чтобы память о них можно было просто предать забвению. Мы знаем, что мирные немцы сильно пострадали от развернувшихся на их земле боевых действий, и искренне сожалеем об этом. Но знаем мы и то, что стократ большие страдания пришлось перенести нашему народу, поставленному тогда на грань выживания.

И уж тем более нельзя нам забывать о том, как советские солдаты, победив врага, нашли в себе моральную силу отказаться от мести.
Когда одурманенные нацистской идеологией немцы пришли на нашу землю, их командование официально отменило наказания за преступления, совершенные на Восточном фронте: грабь, насилуй, убивай! Что они и делали.
Когда Красная Армия, налюбовавшись на свою выжженную после господства нацистов землю, вступила в
Германию, советское командование строго запретило насилие и мародерство, а преступников расстреливали.
Когда нацисты оккупировали наши земли, они прямо заявляли, что им безразлично, сколько миллионов советских граждан умрет от голода. Умерли миллионы.

Когда мы вошли в Германию, сразу после окончания боев мирным жителям раздавали хлеб и молоко для детей.

Пожалуй, за все три мировых войны только наша страна и наши граждане смогли сохранить человеческий облик после победы.
А это чего-то да стоит.

Вячеслав Киреев · 29.12.2008, 22:04

Напоминаю:

Запрещено обсуждение политики, классовых, религиозных и национальных вопросов.

Люсяндра · 29.12.2008, 23:23

Цитата:

Сообщение от Вячеслав Киреев@29.12.2008 - 22:04
[b]Напоминаю:

Запрещено обсуждение политики, классовых, религиозных и национальных вопросов.

Очень своевременное напоминание. :friends:

Цитата:

человеческий облик...А это чего-то да стоит.

СОГЛАСНА!
Только с каких пор это стало коллективным понятием?

Алекс! Мне тут фильм хороший посоетовали.... "Май".
Там и ответ: "Война кончается тогда, когда умирает последний солдат"

Граф Д · 29.12.2008, 23:53

Цитата:

Спор был тогда так себе, какой-то эмоционально-истеричный и не понятно про что...

Про то, что нельзя перечисляя преступления немецкой армии, о собственной сказать только - нам жаль что немецкие мирные граждане пострадали, но наши пострадали еще больше. И мы мол "раздавали молоко и хлеб". Нельзя, потому что это неправда. Война из людей делает варваров и тех и этих. А если говорить не хочется, то не надо вообще затрагивать тему.
Безусловно, немцы превзошли в варварстве самого дьявола. Однако не надо противопоставлять грудам расстрелянных тел стакан молока для немецкого ребенка. Ну пошло же.

Цитата:

Предпринятые меры были столь круты, что и спустя полвека солдаты вспоминали о них не без страха. «Попробуй их чего-нибудь там возьми без спросу, — рассказывал танкист Владимир Даудов, —то хана! Страх!»

Это трогательно. У моей подружки стояло трофейной кресло "из дворца" массивное с высокой стенкой. Надо полагать, что ее дед вывез его из Германии в кармане, тайком от бдительных комиссаров...

Цитата:

Со страниц армейских газет Илья Эренбург призвал к благородному милосердию: «Есть люди, и есть людоеды. Немцы брали детей и ударяли ими об дерево. Для воина Красной Армии ребенок — это ребенок. Я видел, как русские солдаты спасали немецких детей, и мы не стыдимся этого, мы этим гордимся.
Немцы жгли избы с людьми, привязывали к конским хвостам старух, бесчинствовали, терзали беззащитных, насиловали. Нет, мы не будем платить им той же монетой! Наша ненависть — высокое чувство, она требует суда, а не расправы, кары, а не насилия. Воин Красной Армии — рыцарь. Он освобождает украинских девушек и французских пленных. Он освобождает поляков и сербов. Он убивает солдат Гитлера, но не глумится над немецкими старухами. Он не палач и не насильник. На немецкой земле мы остались советскими людьми»1.

Там где-то в "эмоционально-истеричной теме" Барихан приводил другие слова того же Эренбурга тоже опубликованные в советской газете и с совершенно иными призывами - "все ваше, берите, грабьте, насилуйте". И я не сомневаюсь, что оба текста подлинные - сначала товарищ Эренбург написал одно в сердцах, а потом товарища Эренбурга попросили написать другое - что-нибудь более политкорректное. И товарищ Эренбург почесав в затылке написал другое. А теперь можно выбирать из двух цитат ту, что более подходит к моменту. Только какое все это имеет отношение к реальному положению дел.

Ну вот я вам ответил, по возможности не истерично и не эмоционально. Кстати, а то что вы процитировали на ваш взгляд не эмоциональное чтиво, причем строго рассчитанное (только рассчитанное дураком, поэтому не работает), когда тема закрывается при помощи нехитрого приема - сначала перечисляются преступления немцев, потом цитируются приказы и какие-то выборочные воспоминания, а заканчивается все рассказом про "хлеб и молоко". А если вспомнить о названии темы - За что сражались советские люди, То возникает вопрос - а к чему это название. По-моему за таким пафосным названием должно идти рассуждение на тему того, что олицетворяла собой в целом фашисткая Германия и чем закончилось бы завоевание СССР. При этом уместно было бы упомянуть и о современном фашизме в России и о том, что больше всего о войне любят вспоминать правые политике, которые не чуждаются нацистских идей, о том, как война стала индульгенцией для негодяев, и победа в итоге начинает обесценивается когда ею пытаются прикрыть любое родное варварство. "Да, конечно... репрессий, культ личности, но мы же ПОБЕДИЛИ!"
Напомнить и задать тот же самый вопрос - "за что воевали"? За мир, где война стала разменной монетой, а человек интересующийся проблемными вопросами собственной истории кажется большим врагом, чем откровенный и наглый фашист? Пятой колонной, так сказать, которую надо "рубать в капусту" как предлагал один прекрасный духовный человек и солдат.
Нет ,мы таких вопросов задавать не будем. Это истерично и эмоционально.

Книжка ваша, Алекс - для школьников. А я не школьник. Перечисление преступлений фашистов может вызвать у меня гневные эмоции, но когда на этих преступлениях начинают тут же спекулировать и предлагают мне рассказы про воина-освободителя, который ребенка не обидит (он не обидит, если человек порядочный, только сколько их там порядочных?). И восхищаться тем, что мол мой народ сохранил человеческий облик в мировых войнах. То я начинаю испытывать гнев уже по другому поводу и дело не в изнасилованных немках и убитых немецких детях, а в том, что меня считают дураком.

Цитата:

И уж тем более нельзя нам забывать о том, как советские солдаты, победив врага, нашли в себе моральную силу отказаться от мести.

Я в это безусловно верю, глядя как их потомки готовы "рубить в капусту" всех, кого они считают пятой колонной, но никак не местных фашистов. У их дедов в гораздо более тяжелых условиях "хватило моральных сил".

Цитата:

Пожалуй, за все три мировых войны только наша страна и наши граждане смогли сохранить человеческий облик после победы. А это чего-то да стоит.

И сколько же у вас было мировых войн? Или вы и Отечественную войну 1812 года считаете? Французы, англичане, американцы все они не сохранили человеческий облик после победы. Жуть какая.

Вячеслав Киреев · 30.12.2008, 00:05

Цитата:

Книжка ваша, Алекс - для школьников.

Автору книги едва 30 исполнилось. Он историк, пишет, как умеет.

Меня вот это просто умилило:

Из деревни Кабаки прибежала мамина сестра — тетя Катя. Черная, страшная. Она рассказала, что в деревню приехали немцы, собрали активистов и вывели за околицу, там расстреляли из пулеметов. Среди расстрелянных был и мамин брат, депутат сельского Совета. Старый коммунист.
До сих пор помню слова тети Кати:
— Они ему разбили голову, и я руками мозги собирала... Они белые-белые...
Она жила у нас два дня. И все дни рассказывала... За эти два дня у нее побелела голова...»
Женя Селеня, 5 лет

Я, конечно, понимаю, что он писал свою книжку на основе документов, но, блин, как-то не верится мне что 5ти летние дети в состоянии понять, что такое депутат сельского Совета и уж тем более Старый коммунист.

ВаДей · 30.12.2008, 00:35

Ни к чему старое ворошить, Алекс.
Не зря говорят, кто старое помянет - тому глаз вон.
Или: покаянную голову - меч не сечет.
Немцы за свои грехи покаялись, что вам еще надо?

Фикус · 30.12.2008, 08:59

Цитата:

Немцы за свои грехи покаялись, что вам еще надо?

Используя новояз августа 2008 года, я бы сказал, что была произведена операция по принуждению немцев к покаянию.
Уж сколько раз твердили миру, что это победители устравивают побеждённым трибуналы, а побеждённые изображают акт покаяния. Да только всё не впрок.

Дон ХХХуан · 30.12.2008, 10:11

Цитата:

Сообщение от Вячеслав Киреев@30.12.2008 - 00:05
Автору книги едва 30 исполнилось. Он историк, пишет, как умеет.

Не совсем понимаю, при чем здесь возраст. Вы же пишете сериалы, которые смотрит вся страна? Вам же не 60? Если вам есть что сказать, почему вы считаете, что ему нечего?

И он все-таки историк, а это важнее того, как конкретно он пишет.

Эта книга для школьников, Граф Д? Сомневаюсь. В нашей стране школьники таких книг не читают. Они читают про то, что войну выиграли американцы, что кровавая гэбня стреляла в спину свооего собственного народа, что Гитлер, конечно, нехороший человек, но Сталин, ухаюший по ночам в Кремле и на завтрак поедающий младенцев врагов народа, хуже в разы. Вы, наверное, такие книги пишете?

Ваше мнение, Граф Д, все-таки эмоционально-истеричное, приплели сюда все в кучу и современных фашистов, и школьников, и Барихана и кресло.

Сразу видно - либерал

Да, я еще раз повторяю, что я не автор книги. И я тоже давно не школьник

Кто старое помянет, тому глаз вон. А кто забудет -тому два

Кирилл Юдин · 30.12.2008, 10:24

Можно много спорить, но есть факты - кто нибудь может себе представить, чтобы пленному немцу выкололи глаза и посадили на кол? Чтобы русские войска, зайдя в немецкую деревню согнали бы жителей в сарай и подожгли? Причём не злые солдаты, ослеплённые ненавистью, а вполне себе официально?

Йиндра · 30.12.2008, 10:52

Алекс
Сегодня 30-е декабря. Я все еще пытаюсь проникнуться ноговогодьем и поднять себе настроение. Обращаюсь к вам с просьбой отложить серьезные размышления и провокации до 2-го января. Заранее благодарна за понимание.

Дон ХХХуан · 30.12.2008, 10:58

Цитата:

Сообщение от Йиндра@30.12.2008 - 10:52
Обращаюсь к вам с просьбой отложить серьезные размышления и провокации до 2-го января. Заранее благодарна за понимание.

Не знаю, прямо даже...Сейчас попробую спросить у своего гэбэшного начальства

Пауль Чернов · 30.12.2008, 11:33

Цитата:

Сообщение от Алекс@30.12.2008 - 10:11
Ваше мнение, Граф Д, все-таки эмоционально-истеричное, приплели сюда все в кучу и современных фашистов, и школьников, и Барихана и кресло.
Сразу видно - либерал

При всём моём анти-либерализме, полагаю, что Граф тут во многом прав, в частности, насчёт манипуляции сознанием. Я её, заразу, за версту чую. Про Эренбурга же - погуглите стих "Убей Немца".

Денни · 30.12.2008, 11:47

Цитата:

Алекс! Мне тут фильм хороший посоетовали.... "Май". Там и ответ: "Война кончается тогда, когда умирает последний солдат"

Кажется - "...когда похоронен последний солдат".

Цитата:

Цитата
Предпринятые меры были столь круты, что и спустя полвека солдаты вспоминали о них не без страха. «Попробуй их чего-нибудь там возьми без спросу, — рассказывал танкист Владимир Даудов, —то хана! Страх!»

Это трогательно. У моей подружки стояло трофейной кресло "из дворца" массивное с высокой стенкой. Надо полагать, что ее дед вывез его из Германии в кармане, тайком от бдительных комиссаров...

Ну, так это ж известно: Жуков вывозил эшелон, а солдата могли расстрелять за украденную серебряную ложку. Так что танкист не врёт.

А смысл этой темы я не понял. Видимо, Алекс хотел обсудить впечатлившую его книгу - так почему бы так прямо и не сказать?