[Михаил Бадмаев]

Не актёр, но человек искусства, реально повлиявший своей личностью - Михаил Михайлович Шемякин - художник, трудоголик и алкоголик (бывший), человек фантастической судьбы.

Шемякин о себе:

— Меня спрашивают часто: почему после стольких лет вы вернулись туда, где вас мордовали, где вы прошли сквозь сумасшедшие дома, откуда вас изгнали навсегда? Но я никогда не порывал с Россией. В 77-м выпустил первый монументальный памятник российскому нонконформистскому искусству. Первым опубликовал господина Лимонова, его поэму «Мы — национальный герой». Поэтов Лену Щапову, Игоря Холина. Первым опубликовал и проиллюстрировал Юрия Мамлеева, ныне классика патологической фантасмагории. Первым попытался напечатать графические работы Павла Филонова, потому что коллекционер Костаки испугался и не дал мне слайды его живописи. Я наговорил 170 часов на радио, реагируя на любые репрессии карательных органов. Сделал сложнейшие записи Володи Полякова, парижанина из знаменитой династии московских цыган, и Алеши Дмитриевича. Семь лет просидел в наушниках в качестве оператора, записывал Володю Высоцкого, чтобы создать семь лучших дисков. Сейчас берут мои записи, снимают голос, накладывают на оркестр. Уродуют Высоцкого. Он ведь по пять раз перепевал каждую песню, понимая, что это остается навсегда. Я издавал журналы «Третья волна», «Искусство Запада и России». И когда появилась возможность вернуться благодаря Таиру Салахову, организовавшему мою выставку в 89-м, я приехал работать.

Шемякин о своей поездке в Афганистан в 89-м:

-- Вспоминаю момент, когда я поехал в Афганистан спасать российских пленных и провел там полтора месяца, зная, что с меня в прямом смысле могут снять шкуру. И моя супруга меня сопровождала. Это была страшная поездка, причем я понимал, что поступаю не очень умно, что моя задача – писать картины. Но раз уж я взялся за организацию этого Комитета по спасению, я был обязан туда ехать – и поехал. Нас везли ночью моджахеды и все время спрашивали, почему я не мусульманин, хотя мой отец мусульманин. И я понимал, что они могут остановить машину и… Я не знал толком, где мы, знал только, что мы едем к одному из самых страшных фундаменталистов, который не так давно убил французских журналистов и требовал 150 тысяч долларов за их тела. Я понимал, что мы влипли в очень неприятную историю. И проклинал себя за то, что позволил Саре ехать со мной. Вот за нее я по-настоящему боялся. И вот тогда я подумал: Господь непременно как-то выведет – по крайней мере, ее – из этого ада, в который мы ехали. А вообще-то, в тяжелую минуту любой человек, даже неверующий, пытается молиться... (с)

Навряд ли Шемякину удалось спасти хотя бы одного... Но это не умаляет его поступка.