Цитата:
|
Этим занимался и занимается почти весь Голливуд, этим частенько грешил советский кинематограф и хронически грешит российский, а так же индийский, китайский, японский...
|
Да мало ли кто чем грешит? Если мои или Ваши соседи возьмут в привычку бросать мусор мимо бачка, справлять нужду на улице и кричать из окна матерные частушки, это же не повод делать то же самое?
Лекцию Дугина я послушала. Всё бы ничего, но в самом начале он высказывает очень спорную мысль о том, что задача (традиционного) искусства – отображать, то есть «презентировать» реальность (а постмодернисткое искусство вместо презентирования объекта искусства занимается его «абсентированием»). Но тогда у меня возникает вопрос: а чем занимается не-искусство? В чём отличие публицистического текста от художественного? Документального фильма от игрового? Зачем вообще нужен художественный вымысел и художественный символ? (Про научный жанр я вообще молчу – он по определению призван не только описывать, но и классифицировать, объяснять, причём не только в умозрительных, но и в практических целях.)
Собственно, на этом шатком фундаменте строятся все последующие рассуждения Дугина. Я не стану подробно останавливаться на затронутой им теме религии в разрезе премодерна, модерна и постмодерна. Отмечу только, что последователи первого безусловно признавали существование сакрального (читай – Бога или богов), вторые его, соответственно, отрицали, а третьи пытаются усидеть между двух стульев, да ещё при этом ёрзают и кривляются. (И, к слову, сам принцип классификации мне представляется не совсем верным; советское общество в моих глазах – это типичный пример парадигмы премодерна, а не модерна, поскольку в нём идея, культ и государство ставились выше человека; просто культ этот был не сакральным, а материалистическим.)
А теперь о кривлянии. После религии Дугин поднимает вопрос коммуникации и, разумеется, языка – как важнейшего средства общения. Я уже писала о том, насколько дико и обидно для меня – лингвиста, посвятившего несколько лучших лет своей жизни изучению референциальной функции слова, вдруг услышать откровенно бредовые заявления о том, что слова якобы никакой референциальной функции не имеют, а употребляются просто невпопад. Но дальше начинается самое интересное: в качестве примера Дугин приводит «перформанс» посмодернистской группы под названием «Папье-маше». Суть этого представления сводится к следующему: трое неказистых, безвкусно одетых фриков неуклюже пританцовывают на сцене и выкрикивают на разные голоса слово «папье-маше». Всё. А нет, не всё – это действо Дугин снабжает своими глубокомысленными комментариями, весьма уместно употребляя различные учёные слова вроде «десемантизации». И в этом вся соль: если вырвать этот «перформанс» из контекста заумных рассуждений философов, социологов и искусствоведов, то в сухом остатке мы получим всю ту же компанию фриков, которые занимаются на сцене неизвестно чем. Что и требовалось доказать: без искусственно подведённой философской основы и разных «-измов» ценность подобного «искусства» – ноль без палочки.
Правда, Дугин видит положительную сторону в «демократичности» подобного творчества: дескать, любой человек с улицы может таким образом самовыражаться наравне с теми, кого до настоящего времени было принято считать чуть ли не небожителями (то есть настоящих мастеров культуры). И тут же озвучивает лозунг: «Долой артократию!» (то есть власть тех самых мастеров культуры над умами и душами толпы). Иными словами, в постмодернизме уже не нужно иметь какой-то талант, а главное – не нужно работать над собой чтобы этот талант развить и раскрыть. Не нужно иметь красивый и сильный голос вместе с умением им владеть и музыкальным слухом; не нужно с детства бегать с папкой для нот в музыкальную школу или с этюдником в школу художественную; не нужно тянуться, гнуться и растягиваться у станка в хореографической школе; не нужно читать тонны чужих книг, учить иностранные языки и самому работать над словом – можно сочинить любой бред, безвкусицу и ахинею, а в ответ на справедливые замечания критиков обвинить их в ретроградстве.
К Тарантино и Миикэ по результатам этой лекции я своего отношения не изменила, как и к Дэвиду Линчу. Линч, несмотря на всю свою странность и экстравагантность, – настоящий художник, который творит по наитию, но творит очень талантливо. В его «Твин Пикс» я влюбилась с первой же серии и пересматривала потом много раз – потому что там есть и атмосфера, и яркие образы (немного гротескные, но очень живые и человечные), есть интересная история и даже есть границы добра и зла, хотя весьма причудливо очерченные, а порой и вовсе размытые. Считать или нет Линча посмодернистом? Если честно, я не читала критику его работ (а сам он, если верить Дугину, свои фильмы вообще никак не комментирует; да они и не нуждаются в комментариях). Если судить по последней серии второго сезона – возможно, так оно и есть (и эта серия мне, кстати, совсем не понравилась, а показалась скучной, пустой и надуманной). Но всё, что ей предшествует, – просто великолепно. И даже тот грустный факт, что все герои Линча – и хорошие люди, и злодеи, и раскаявшиеся злодеи – заканчивают одинаково плохо и трагично. И это совсем не «пустой символ»; просто его разгадка не очевидна, не лежит на поверхности – как и все символы Линча, которые невозможно разгадать одним холодным умом.
И в завершение вернусь к Тарковскому и истокам кинематографа. Химия как наука, знаете ли, тоже начиналась с поисков философского камня и попыток слепить из дерьма гомункула. Ну и что с того?