Я, как начинающий сценарист, вспоминаю теоретические советы построения сюжетов и ожидаю, что признанный мэтр своей картиной между делом наставит меня на путь истинный, сажусь за просмотр чуть ли не с блокнотом и ручкой, готовая конспектировать удачные находки, поворотные точки и прочие перипетии, которые конечно же помогут мне чуть позднее написать сценарий собственной истории.
Итак, перед нами толпа офицеров, которые пришли обозначить свою капитуляцию советской власти и продемонстрировать смирение с поражением в гражданской войне. Красный комиссар Георгий Сергеевич, попивая на морозце горячий чаек, скрупулезно фиксирует у себя в журнале данные всех собравшихся, предлагает снять погоны и отпускает ожидать дальнейших указаний. А ожидают все сдавшиеся одного – сохранения жизни.
В толпе мы видим уже отдельные личности – и запальчивого, отказавшегося снимать погоны ротмистра, и молодого, легкомысленного юнкера, и пожилого полковника. Там же – главный герой с грустным лицом, который то и дело закадровым голосом спрашивает себя «С чего все началось? Как это случилось?». Потерянный, дезориентированный человек, который вспоминает, видимо, единственное яркое событие в своей жизни – встречу на пароходе с замужней дамой.
Впечатление от начала такое, что начать-то, собственно, можно было бы и подинамичнее. Критики начинающих сценаристов набивают оскомину, выставляя комментарии в стиле «затянутое начало», «нет динамики», «если за 5 минут ничего не произошло, то сценарий можно выбросить»… Но Михалков-то не начинающий – ему, наверное, можно. Он может позволить себе долгое погружение в тему, этакий Толстой кинематографа, подробный и нерасторопный.
Молодой герой на корабле отчаянно влюбился, но каждый раз что-то мешает ему заговорить с избранницей, даже когда он подстраивает подходящие для этого ситуации. Однажды он устраивает погоню за легким шарфом, который принялся летать вокруг палубы странными зигзагами, побывал и в машинном отделении, и в клювах у чаек, и везде (нужно ли говорить) за ним следовал наш герой, желающий совершить благородную поимку шарфа на радость возлюбленной.
Честное слово, хотелось перестать смотреть – настолько затянутая сцена с этим шарфом, настолько неправдоподобная. Да, как символ, он наверное нужен – его первым обнюхивает герой, знакомясь, так сказать, поближе с понравившейся дамой, его же позднее оставляет ему героиня. Но эти перегонки с воздушным куском ткани странным образом вызывают не слезу, а настолько неприятную усмешку, что даже странно. Как можно так «перешарфить» такому именитому режиссеру?
Ну да бог с ним, с шарфом.
События 20 года перемежаются с флэшбэками событий самого начала века. Повествование получается рваное. Вплоть до того, что прерывается даже ужин молодого героя с горе-фокусником кадрами из "настоящего" времени, где полковника царской армии кто-то убивает (как выяснится позже, такой же собрат по несчастью).
Сцены с корабля периода влюбленности героя мешаются со сценами ожидания сдавшихся офицеров своей участи. Юнкер озабочен сделать групповую фотографию, ротмистр беснуется и предлагает всем разделаться с красными – "сколько их и сколько нас"?
Между тем сам герой продолжает находиться в некоей прострации, задавая себе вопросы и переносясь в воспоминания. И это при том, что другим распространенным замечанием от опытных сценаристов неопытным является совет избегать флэшбэков и закадрового голоса героя – этих «костылей» сценариста, который должен уметь доносить до зрителя мысль без помощи этих примитивных средств.
То ли мэтров кинематографа это не касается? Почему же новичков упрекают за эти средства, когда ими не брезгают многие известные режиссеры? Какую успешную прокатную картину ни возьми, почти в каждой присутствуют флэшбэки и прочие композиционные хитросплетения, делающие сюжет замысловатым, необычным. Но если начинающий сценарист выставит свой опус на соответствующую площадку, чтобы получить критику коллег, не дай бог ему использовать эти средства. Одно их наличие ставит крест на всем замысле…
Между тем наш герой наконец находит общий язык с полюбившейся женщиной, которая ночует с ним в одном из гостиничных номеров, исчезнув наутро с первым кораблем и оставив на память прощальную записку. Мальчик Егорий рассказывает молодому офицеру, что дама плакала, когда садилась на судно, и показывает ему местные достопримечательности. Именно Егорий должен разбудить его на следующее утро, чтобы герой тоже уехал, и герой дает мальчику часы, чтобы тот не проспал.
Наутро, тем не менее, Егорий прибегает позднее, чем было уговорено, и в спешке отправляя офицера на корабль, забывает отдать ему часы – и долго потом бежит вдоль берега, крича, что часы забыты и он их не крал.
...И вот бывших офицеров погружают в трюм баржи, чтобы переправить в другой город. Когда она отплывает от берега, юнкер передает герою часы – те самые, и герой понимает, что комиссар Георгий – тот самый мальчик Егорий. Герой в эмоциональном порыве открывает иллюминатор, кричит стоящему вдалеке Егорию, что все помнит. Этот момент мне показался самым интересным в фильме. Уже нависло тягостное ожидание смерти, но возникает некоторая надежда, нащупана нить, связывающая прошлое с настоящим. И Егорий машет. Может, в ответ, может, давая знак тем, кто буксирует баржу, приступать к ее потоплению…
Стоящий на берегу красный комиссар уже, было, подносит руку ко лбу, чтобы перекреститься, но, быстро передумав или опомнившись, просто поправляет козырек головного убора.
И вот тут-то и нахлынуло… И прав был показавшийся в начале неприятным и резким ротмистр, который предлагал «покуражиться» перед смертью, напав на этих рабочих людей, этих бесчувственных женщин, которые легко и непринужденно могут отправить на смерть так много людей - людей образованных, умных, людей, у которых и так уже все было отнято: родина, честь, достоинство. И зря юнкер давал всем в руки адрес своих родителей во Франции, куда он намеревался отправиться и откуда был готов всем высылать фотографическую карточку. И зря была эта капитуляция. Все было зря, кроме любви ГГ, вызванной, как сказала его избранница, солнечным ударом – любви мимолетной, такой, которая «какой ужас, никогда не повторится».
И, конечно же, мораль, озвученная в трюме тем самым человеком, убившим полковника, – не надо было оставаться в стороне, брезгуя пачкать руки о мразь, которая уже заметно плодилась. Надеялись, что грязная работа будет сделана другими – просрали страну.
Что сказать в итоге? Михалков не снимает развлекаловок, но такой посыл про либеральность уж слишком очевиден - хотелось бы его додумать, хотелось бы, чтобы осталась некоторая недосказанность. И в чем нельзя его упрекать - в качестве самой картинки (кроме шарфика, пожалуй) - декорации, мелочи, обстановка - на все это интересно смотреть.
И, кстати:
Цитата:
Сообщение от Валерий-М
не стал снимать себя, своих родственников и друзей.
|
Сам-таки промелькнул на фото, принадлежащем этой девушке с парохода.