[Белый]

По своей «старой жидовской морде», как его назвал в тот день его обидчик, он получил, в общем-то, заслуженно. Из-за разбавленного, до не возможных пределов, пива, жадной до невозможности, буфетчицы. И это, отца Боба, лысого и всегда потного от трудов праведных, Арона Моисеевича, злило ещё больше. В том злополучном буфете, пиво всегда было разбавлено больше чем в других. Он не раз выговаривал толстой, жадной хохлушке Людмиле, с полным ртом золотых зубов, что когда-нибудь это может плохо кончиться. Но та и отстёгивала ему больше всех и Арон Моисеевич, поворчав и получив свою долю, двадцатикопеечными монетами, завёрнутыми столбиками в бумажки, уходил и ничего не предпринимал, и только молил своего еврейского бога, чтобы над ним пронесло. Но вот не пронесло, и беда пришла не оттуда, откуда Арон Моисеевич её ждал, не от вездесущего, и как огня боявшегося им ОБХСС, а от простого русского слесаря трамвайного депо, уже лет тридцать стоящего напротив бани, в которой и находился злополучный буфет. Рабочие депо хорошо знали, что в этом буфете пиво всегда дрянь, всегда разбавленное до чудовищных размеров, но всё равно приходили и пили, потому что буфет был через дорогу и к тому же там всегда можно было распить бутылку белой принесённую с собой. Хотя табличка, вывешенная на одной из стен, строго настрого и запрещала это делать. Буфетчица Людмила закрывала глаза, а работяги из депо, добавив в пивное пойло водки и запивая опять же водку получившимся ершом, вроде как бы и довольны были. Но в то утро, у не опохмелённого, с большого бодуна слесаря с толстой красной рожей, видимо не имевшего наличности на замучивание необходимого ему ерша, настроение было хреновое. Он взял на последние свои копейки две пива и тут же, всадив в себя залпом бокал и не почувствовав никакого облегчения начал материть на чём свет стоит, золотозубую хохлушку. Тут и появился запыхавшийся и как всегда потный Арон Моисеевич, забежавший за причитавшимися ему столбиками двадцати копеечных монет. Увидя его, железобетонная и не пробиваемая буфетчица Людмила, злая на него, что ей каждый раз приходится, как ей всегда казалось ни за что, делиться с ним, и перевела на него негодование мучившегося с похмелья слесаря. Сказала, что вот мол, заведующий, и все претензии за разбавленное пиво к Арону Моисеевичу. Услышав как зовут заведующего буфетом, всосавшего с молоком матери, что всегда и во всём виноваты жиды, бушевавшее в слесаре негодование мгновенно переросло в ярость. И он вылил, так не, кстати, для себя подвернувшемуся Арону Моисеевичу, не выпитую им ещё кружку пива в лицо. На забежавшего, на минутку Арона Моисеевича жалко было смотреть, он застыл и не знал, что нужно делать. Ему стало обидно и горько, потому что он ведь всегда предупреждал, что с этим пивом может плохо кончиться. И ещё ему было обидно, что ведь можно было и не заходить сегодня в этот буфет, нужды особой не было, но он как назло проходил по каким-то своим другим делам мимо, ну и забежал, чтоб уж как бы заодно. И ещё ему было обидно, что кроме слесаря в буфете было, ещё человек пять и надо было реагировать. Потому что если бы никого не было, он бы утёрся и ещё бы этому слесарю и на бутылку водки дал. Всё это в секунду пронеслось тогда у Арона Моисеевича в голове. И он, поняв, что его еврейский бог в этот день отвернулся от него, вздохнув, изобразив возмущение на лице, завизжал, грозя пальцем, назвал слесаря алкашём и указал, что пить надо меньше, за что тут же и получил удар в челюсть, от которого он отлетел в угол буфета, переворачивая собой стулья. Последнее, что он услышал, перед тем как отключиться, это то, что он «старая жидовская морда».
Очнулся он, минут через пятнадцать в полутёмной подсобке буфета, куда его затащила Людмила, думая, что он уже в преисподней. В голове гудело, и чесалось лицо в чём-то липком. Вспомнив, что это он и что ему дали по морде, Арон Моисеевич, проклиная всё на свете, вышел, покачиваясь из подсобки и не обращая внимания на проклятую хохлушку, которая как ни в чём не бывало, пыталась ему сунуть в карман завёрнутые в столбик монеты, пошёл домой. Через два часа, скорая помощь увезла его в больницу, определив сотрясение мозга. И ему же, вместо того чтобы пожаловаться на хулигана-слесаря, в больнице пришлось придумывать историю, что он якобы полез на антресоли и свалился головой вниз.
:friends: