[сэр Сергей]

Это критическая статья Юрия Нерсесова ("Спецназ России" №4 апрель 2009г)

БУЛЬБА-ФРИ

Экранизируя гоголевского «Тараса Бульбу» режиссёр Владимир Бортко, напротив, заданную политическую позицию выразил очень чётко. Снимай он фильм по оригинальному сценарию — никаких вопросов! Но повесть Гоголя ни в какие идеологические рамки не вписывается и потому любой её читавший видит, что она изуродована. Стараясь не обидеть никакие влиятельные силы, режиссёр и соавтор сценария Бортко прошёлся по первоисточнику такими портновскими ножницами, что сам не смог заделать образовавшиеся дыры.

Освободившееся место киношники решили заполнить голой польской панночкой, её сексом с предателем Андрием Бульбой и последующей смертью от родов. Кроме того, Бортко подробнейшим образом описывает гибель полудюжины самых заметных казаков, но на экране эпическая гоголевская речь оборачивается дурным и натужным пафосом. Когда, порубленные казаки, уже почти скончавшись, оживают, клянутся в верности России и православию, и лишь потом умирают окончательно — кажется, что смотришь чернушную комедию. До полного маразма происходящее доводит задушевный закадровый комментарий вездесущего Сергея Безрукова.

Впечатляет и отсутствующая в первоисточнике дискуссия между Остапом и Андрием насчёт римского права. Его отстаивает будущий ренегат и становится понятно: России в отличие от гнилой Европы всякие там правовые загогулины не нужны! У нас главное, чтобы по справедливости было, а что такое справедливость решат те, кому положено! Отменили, чтобы угодить любимому Рамзану решения присяжных по делам Ульмана и Аракчеева — и терпите казачки!

Возвращаясь к режиссёрской цензуре, отмечу, что меньше всего от неё пострадали поляки, с которыми в отличие от американцев разрешено не церемониться. Поэтому им прибавили зверств, типа уничтожения бульбовского хутора и убийства Тарасовой жены, а казнь Остапа сотоварищи в Варшаве сняли с подробностями отсутствующими у Гоголя. Неудивительно, что смерть старшего сына Бульбы стала лучшей сценой фильма. Детальный показ работы палачей, перемежающийся с картинами восторженно ревущих варшавян и крупным планом лица Тараса, повторяющего после каждого действа «Добре, сынку…» действительно пробирает. Так бы и с прочими национальностями, но тут срабатывает проклятая политкорректность.

Уже сцена еврейского погрома изрядно смягчена относительно первоисточника. У Гоголя «Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе».

В живых остаётся лишь спасённый Тарасом торговец Янкель, которого Бульба берёт под защиту и на экране, однако в фильме остаются целы и его соплеменники! Мало того, и польское население в ходе похода запорожцев на Дубно от казачьих сабель не страдает. Расправами с мирными жителями занимаются исключительно ляхи, да всплывающие в воспоминаниях Тараса крымские татары.

Между тем, Николай Васильевич, хоть и любил своих земляков, писал совсем иное: «Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя. «Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе!» — приговаривал только Тарас».

На экране герой Ступки тоже говорит про поминки, но в кадре только горящая усадьба, судя по отсутствию каких либо криков или шевелений изнутри, давно опустевшая… Повторяю: я согласен, что в агитпропе наши должны соблюдать Женевскую конвенцию, а супостаты всячески измываться над мирными гражданами. Но, когда для этого кастрируется общеизвестный и входящий в школьную программу Гоголь, заказушность картины становится слишком очевидной.

До безобразия благостны не только запорожцы, но и спасённый Бульбой Янкель. В фильме это подобие шолом-алейхемовского Тевье-молочника, безвинно страдающее от антисемитизма. Кроме того, Янкель по словам Бортко, даже отказывается от золота, предложенного Тарасом за доставку к пленному сыну, а в фильме эпизод с золотыми червонцами намеренно замутнён. Бульба их предлагает, а сын избранного народа то ли берёт, то ли нет.

Однако Николай Васильевич и тут категорически не согласен со своим экранизатором: «Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось, и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство. Тарас вошел в светлицу. Жид молился, накрывшись своим довольно запачканным саваном, и оборотился, чтобы в последний раз плюнуть, по обычаю своей веры, как вдруг глаза его встретили стоявшего напади Бульбу. Так и бросились жиду прежде всего в глаза две тысячи червонных, которые были обещаны за его голову; но он постыдился своей корысти и силился подавить в себе вечную мысль о золоте, которая, как червь, обвивает душу жида… — Знаю, знаю все: за мою голову дают две тысячи червонных. Знают же, они, дурни, цену ей! Я тебе пять тысяч дам. Вот тебе две тысячи сейчас, — Бульба высыпал из кожаного гамана две тысячи червонных, — а остальные — как ворочусь. Жид тотчас схватил полотенце и накрыл им червонцы».

Между тем на экране ни единого упоминания об особенностях бизнеса партнёра Тараса, ни красноречивейшего эпизода с полотенцем! Заодно с партнёров Янкеля снята ответственность за переданную полякам информацию об уходе половины казаков в погоню за разгромившими Запорожскую Сечь крымскими татарами. В фильме польским воеводам обо всём докладывает Андрий, тогда как в книге обо всём доносят вездесущие еврейские гешефтмахеры.

«В городе не узнал никто, что половина запорожцев выступила в погоню за татарами. С магистратской башни приметили только часовые, что потянулась часть возов за лес; но подумали, что козаки готовились сделать засаду; тоже думал и французский инженер. А между тем слова кошевого не прошли даром, и в городе оказался недостаток в съестных припасах. По обычаю прошедших веков, войска не разочли, сколько им было нужно. Попробовали сделать вылазку, но половина смельчаков была тут же перебита козаками, а половина прогнана в город ни с чем. Жиды, однако же, воспользовались вылазкою и пронюхали всё: куда и зачем отправились запорожцы, и с какими военачальниками, и какие именно курени, и сколько их числом, и сколько было оставшихся на месте, и что они думают делать».

Ничего этого в фильме нет, включая, кстати, и французского инженера. Друга Саркози в отличие от поляков обижать не рекомендуется.

Конечно, Янкель персонаж далеко не однозначный. Однако «неоднозначный» и «абсолютно положительный» — разные вещи. Такой мастер как Бортко подобрав соответствующего исполнителя мог бы создать ярчайший образ, в котором жадность борются с благодарностью, а страх с живучестью, Но дать его согласно первоисточнику — значит заранее распрощаться с призами на международных кинофестивалях на всю оставшуюся жизнь, да и дома возможны проблемы.

И, наконец, третье урезание происходит в финале. Только что мы слышим, как запорожцы разгромили польское войско гетмана Потоцкого, и вдруг выясняется, что кроме небольшого отряда Бульбы против ляхов никого нет. Куда остальные делись то? Режиссёр молчит и понятно почему: «Когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся иконы и кресты, и впереди сам архиерей с крестом в руке и в пастырской митре, преклонили козаки все свои головы и сняли шапки. Никого не уважили бы они на ту пору, ниже самого короля, но против своей церкви христианской не посмели и уважили свое духовенство. Согласился гетьман вместе с полковниками отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу оставить на свободе все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды козацкому воинству. Один только полковник не согласился на такой мир. Тот один был Тарас. Вырвал он клок волос из головы своей и вскрикнул: — Эй, гетьман и полковники! не сделайте такого бабьего дела! не верьте ляхам: продадут псяюхи!… Смутны стояли гетьман и полковники, задумалися все и молчали долго, как будто теснимые каким то тяжелым предвестием. Недаром провещал Тарас: так все и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломного поступка под Каневом, вздернута была голова гетьмана на кол вместе со многими из первейших сановников».

Как видите, у Гоголя православное духовенство помешало запорожцам добить врагов, и тем самым обрекло немало казаков на мучительную смерть! Что скажет Московская Патриархия, если такое непотребство покажется на экране?!

Стараясь и казаков не обидеть, и евреев не задеть, и на скандал с Патриархией не нарваться, господин Бортко целиком в своём репертуаре. Он ведь у нас ухитряется одновременно поддерживать Путина, состоять в компартии и ненавидеть Ленина! Прямо как персонаж из еврейского анекдота, которому предложили в бане или снять крестик, или надеть трусики!

Хуже всего, что заботясь о политкорректности, режиссёр позабыл о работе с актёрами. Тарасовские сыновья и польская красавица — едва ли не самое главное разочарование фильма. Владимир Вдовиченков, Игорь Петренко и Магда Мельцаж словно спят на ходу. Сверх того барышня периодически разражается таким злобным смешком, что весь фильм ждешь от нее кинжала в спину или отравы в бокал! Исполнитель главной роли Богдан Ступка на две головы выше «сынков», но многократное обрезание гоголевского текста и ему никак не дает развернуться во всю ширь. Не хватает строгого режиссёрского ока и массовке, которая так и норовит махать саблями в полсилы, да общая постановка финального сражение с внезапно обретающими супердальнобойность польскими пушками оставляет желать лучшего.

В итоге, вместо ожидаемого роскошного эпоса «Бульба» от Бортко получилась очень средненьким боевичком со вкусом то ли чипсов, то ли картошки-фри из «Макдональдса». Хотя если сравнивать с такими уродцами, как «1612» или «Александр. Невская битва» — прогресс налицо.