Клуб сценаристов

Так, я не надолго :pipe: Воть, чтобы вы не скучали, творчество нашенское вам дарю для досуга, ежели будете в восторге от написания сего шедевра, то стану выкладывать по кусочку :friends:
Жанр - неизвестен, но может быть сказкой.

"У Матвея Серафимовича умерла жена. Он прожил с ней тридцать лет, вырастил троих детей, и вот она умерла. В пятьдесят пять смысл в жизни был потерян."
Любимая работа больше не приносила удовлетворения, на коллекцию марок даже смотреть не хотелось. И все бы так продолжалось, пока в один из вечеров Матвей Серафимович не отправился к колодцу за водой. Лето было в самом разгаре, лягушки облепили прохладные камни неподалеку от колодца квакая на всю округу...
Если душа поет, если у человека праздник, ему ни марки не нужны, ни колодец, но вот дернуло, потащило, дурака .
Большая, осклизлая жаба, покрытая слизью , игриво подмигнула вдовцу.
- Слабо в губы, Матвеюшка? Принцессой стану.- Ласково поинтересовалась она .
Хотел было Матвей поцеловать ее в губы, но тут в нем заговорило второе "Я".
- А оно тебе надо? - усмехнулось "Я". - Только стал свободным человеком и тут на тебе, снова хомут на шею.
Матвей Серафимович обидчиво губки надул, глазком на жабу сердито зыркнул и ну ворот колодезный крутить. Час от часу не легче!
Из ведра выглядывала щука и улыбалась.
- Шо? - выпучил глаза вдовец. - По щучьему велению?!
- Ага! - осклабилась рыбина.
Почесал Матвей задумчиво подбородок и решил, была не была, загадаю-ка я....
Но тут опять внутреннее «Я» ему шепнуло: «А что ты загадаешь? Жену вернуть? А оно тебе надо? А что другое захочешь – люди-то поймут?»
Не без сожаления выплеснул вдовец щуку обратно в колодец и побрел домой.
Тут из-за угла выскочило нечто, похожее и на пони, и на верблюда. Нечто звонко поприветствовало Матвея Серафимовича:
- Привет из Чернобыля! - и повторило последний слог, но без буквы «ы».
-Пожалуй нельзя столько пить, - подумал Матвей Серафимович.
- И ты, Горбунок! - печально закатил глаза вдовец.
- А нам-то чё будет!? Чё с нас станется!? Скакаем вот ...
- День сегодня странный очень, - решил пооткровенничать Матвей Серафимович.
- Сегодня над городом гордо реет птица Обломинго, - многозначительно сказал Горбунок. - Так что можно ждать чего угодно.
И весело ускакал, взбрыкивая и гнусно иго-гокая.
- Птица? - удивился Матвей Серафимович и закинул голову, вглядываясь в вечернее небо.
Над городком, распластав перепончатые крылья, парил трехглавый Змей Горыныч.
- Твою мать... - прошептал вдовец, чувствуя, как ватными становятся ноги. - А если нагадит? Твою мать...
Мда, мысли имеют дурную привычку воплощаться в реальность. Горыныч как-то поднапрягся, и издал такой звук, что его можно было сравнить с громом во время грозы.
"Вот бы спичку зажечь ему" - пронеслось в голове у Матвея Серафимовича. Быстро отреагировав на возникшую ситуацию, он напялил себе на голову ведро. Ледяная вода впивалась холодными осколками в тело. "Вспышка слева!" - вспомнилась команда старшины из далекой армейской юности. Матвей Серафимович резво прыгнул как можно дальше в сторону и рухнул , мокрый, в импровизированной каске, на газон. Совсем рядом что-то огромное шмякнулось об асфальт, и вдовец почувствовал, сквозь сырую рубашку, как на его спину обрушился град горячих брызг.
"Пронесло," - облегченно подумал Матвей Серафимович, и не торопясь стал подниматься, стаскивая с головы ведро. Мерзкий запах ударил в нос.
А прямо перед носом появился, невесть откуда, не то мячик, не то дынька-"колхозница".
- Я от бабушки ушееееел... - запела "дынька", заляпанная желтыми брызгами.
- Может сплю я, может это уже вовсе и не я, - выпучив глаза обратился Матвей Серафимович к "дыньке".
Та зыркнула на Серафимовича и пропела:
- Серафимыч, то ли ешо будет, ой-ёй-ёй, - смахивая зловонные капли, чудо-дыня покатилась прочь.
- Эт Колобок озорует, - прошамкал кто-то за спиной Серафимовича. - Все поет и поет бред всякай - в шоу-бизнес укатитсы хочит.
Гремя ведром и лысиной сверкая,
Вдовец вскочил и прям-таки обмяк -
Стоит старуха, ростом небольшая,
На фоне ступы, с помелом ...
Во мрак!
- Ты кто такая? - спросил ее Матвей, почесывая макушку.
- Василиса я, Прекрасная, - вздохнула старуха и огромная бородавка на ее носу вздрогнула, словно была живая. - Вот, ищу прЫнца.... Не хошь им стать? Обязуюсь исполнять супружеский долг вовремя!
- Пппогоди, - заикась пролепетал Матвей и сделал пару шагов назад, - я это... закодированный..., от баб, мне низя!
- Дык, раскодируем! - старуха широко улыбнулась, показывая свой беззубый рот и многообещающе протянула к нему руки.
- Милая, ты когда ж успела мне задолжать? Да и не супруг я еще... Бухгалтер я...
- Бугальтир, - вдруг обрадовалась старушенция и тут же перешла на жалобное шамканье. - Пособи, милок, мне б пенсию каку-никаку...
- Каку таку - "каку-никаку"? А трудовая книжка у тебя имеется? - профессионально подбоченился Серафимович, но мгновенно обмяк, представив себя со стороны: главный бухгалтер райсобеса, с ног до головы в дерьме, беседует с подозрительно фольклерной бабулькой, игриво помахивающей помелом и почесывающей бородавку на носу. М-да!
- Книжка? Так, грамоте не обучена! Мне б - по инвалидности - нога ить костянна...
- Мда.... Это что сегодня за день-то такой? - буркнул Матвей, а старушенция, тем временем, продолжила:
- Кстати, ты не думай, что я такая-растакая, ежели ты меня поцелуешь, то я в миг превращусь в Прекрасную Царевну!
- Эээ..., так что ты там на счет книжки по инвалидности говорила?
- Ой, хитришь, милок! Ой, зубы заговариваш! - зашамкала бабуля.
- Ты.. это...про зубы то - не перегибаешь? - ехидно спросил вдовец.
- А вот поцалуй - поглядим! - перешла в наступление законспирированная Василиса Прекрасная.
- Ага! Щас - всё брошу и буду тебя расцеловывать тут! Давай лучше - про пенсию!
- Нееее, лучче - в губки!
- Да я жабу целовать не стал!
- Жабу!? - заозиралась бабка. - Ты де ету стервозину, змяюку подколодну видал?
Не успел Матвей Серафимович дать ответа самозванной ПрЫнцессе - Змей Горыныч, с испуганным ревом стал заходить на посадку, по запаху, родному и близкому.
- Ложись! - заорала бабуся и как тресь Матвея метлой по башке, что тот сразу и слег, лег, вернее, а старушенция, приманила горыныча и тихо шепнула ему: - Ты давай-ка милок, тащи ентого ко мне в избу, а там разберемси, какая-такая жаба у него там, чую, самозванка, какой из него счетовод и вообще, всяк мужик в доме пригодится.
Горыныч дыхнул огнем и, схватив Матвея, полетел к лесу. Старушенция, тоже, оседлав метлу, полетела следом за ними, забыв впопыхах про ступу.
Избушка на курьих ножках едва успела отпрыгнуть в сторону - Горыныч не утруждал себя точностью посадки. Трехглавый выплюнул из пасти Средней головы бухгалтера и принялся отплевываться, бормоча:
- Ну, зараза, и перемазался весь...
- Как дерьмецо? - поинтересовалась Левая голова, а Правая тихонько захихикала.
- Свое, не пахнет, - заявила средняя голова и Горыныч, взмахнув перепончатыми крыльями, взмыл в небо.
Старуха оказалась сильна: схватив Матвея подмышку, потащила к избушке.
- Енто еще кто такив будя? - спросила избушка, не собираясь открывать дверь и так сказать, спускать трап.
- Кто такив, кто такив, - проворчала бабуся, - свой. Давай, впускай уже, тяжело же.
Матвей, тем временем, стал очухиваться и первым делом, ему в нос ударил запашок Василисы Прекрасной.
- Милок! Очнулси? - заулыбалась бабуся, но радовалась она зря, Матвей вновь скосил глазки и повис на ее руках.
Последнее что мелькнуло в помутневшем от запаха мозгу было: вот дремучая дезиком хоть бы попрыскалась.
- Угорел чёли? - забеспокоилась старая и ну на избушку орать. - Отворяйся, тудыть-растудыть, отродье риелтерско! Жанеху худо, а она, гляди-кось - выпендриваца надумала! Я тте лапы курячьи повыдерну, случись чё!
- Чё орешь! - раздалось из избушки.
- Тебя тока не хватало, ирод! - взвизгнула бабка в ответ. - Какого лешего приперся - вали к своей жабе!
- Заткнитеся! -включилась в беседу избушка. - У меня щас крыша съедит! Триста лет терпела семейку вашу долбанутую и - чё!? По новой чё ль!?
- Фу ты, ну ты - ножки гнуты! - не сдавалась бабушенция. - Чей бы сруб мычал - твой бы помолчал!
Пока избушка подбирала нужные слова для достойного ответа, бабка выдала незванному посетителю:
- А ты, блудливый, мигом кости свои бессмертные в охапку сгреб и - греби отседа, рядиска!!!
Наконец дверь открылась - поняла избушка, что спорить бесполезно и здоровье психическое дороже будет... Бабка мигом запрыгнула в избу, аккуратно, с нежностью уложила Матвея на жалобно скрипнувший топчан, прикрыла засаленой тряпицей. А уж потом - развернулась, руки - в боки, насупилась пуще прежнего и...
- Чё приперся, мослатый?
Благообразный, но шибко худой, старичек неопределенного возроста в кольчуге до колен - на вырост, так сказать - и непомерно большом шлеме с перьями неизвестной птицы, миролюбиво ответил:
- Куда ж мне, Ягуся - прописан я туточки...